Опускаю ладонь ниже, до самой кромки пояса ее джинсов, щелкаю по металлической кнопке. Хочу оторвать ее на фиг, вырвать «с мясом» молнию и просунуть пальцы под трусики. Но останавливаюсь на том, что просто опускаю ладонь еще ниже, обхватываю ее между ног, словно яблоко. Бон-Бон всхлипывает, дергается, словно оседлала электрический разряд.
— Уверен, что в моей постели, малышка, ты бы была целиком и полностью удовлетворена, — говорю я, наслаждаясь тем, как вена на ее шее вколачивает в мою ладонь все до капли возбуждение. — Ты уже созрела для того, чтобы тебя хорошенько поимели. Поправочка. — Я сжимаю ее между ног, и эта прищученная бестия мычит закрытым ртом, ведь все еще пытается делать вид, что ей от происходящего ни жарко, ни холодно. — Ты созрела быть оттраханой мной. И твоя задница, моя хорошая, интересует меня лишь в коленно-локтевой позе, в каких-то чумовых стрингах, которые будут настолько крошечными, что нам даже не придется их снимать.
— Озабоченный придурок, — выдыхает она.
— Голодная сучка, — отвечаю я, и нехотя убираю обе руки. Ее жар между ног до сих пор жжет мне ладонь. — Больше не лезь в мою жизнь, поняла? Ведь теперь ты знаешь, каким образом я буду выколачивать из тебя дурь.
Я не жду реакции: поворачивают — и просто ухожу.
И уже на улице понимаю, что ладонь, которой я гладил ее между ног, зажата в кулак. Угадайте, что я хочу сделать с этим кулаком? И ведь сделаю, хоть дрочить в моем возрасте — это вообще отстой.
Глава семнадцатая: Ени
Я знала, что он совсем без тормозов, но и поверить не могла, что наша перепалка зайдет так далеко. И чем только думала, когда увязалась за ним? Точно не головой.
Честно говоря, я с трудом помню весь остаток дня. С кем говорила, о чем? Что делала? Все мысли болтались где-то на периферии, потому что в фокусе был только Рэм и его рука у меня между ног. И даже поздно вечером, когда я уставшая и совершенно вымотанная вышла из душа и упала на кровать, он был тем единственным, что полностью заполнило фокус моих воспоминаний. Его дурацкий запах, от которого у меня, как у малолетки, кружилась голова, его пальцы у меня на животе, его губы — так близко, что я запомнила каждую трещинку.
Я валяюсь в постели, настроенная забить голову чем угодно, лишь бы вытравить оттуда это назойливое насекомое, но в итоге переворачиваюсь на спину, поднимаю руку — и указательным пальцем провожу в воздухе вдоль по линии складки в уголке его рта. Вижу, словно он сейчас здесь: нависает надо мной, говорят пошлые словечки и предлагает проверить, наделал ли я крохотные стринги. Улыбаюсь, потому что у меня как раз есть такие, с кокетливой бабочкой из камешков чуть выше копчика, и на них до сих пор бирка, потому что не было подходящего случая надеть. И когда в воображении вспыхивает образ Рэма, рвущего бабочке крылья, взгляд опускается на ладонь, замирает на зеленом огоньке изумруда в центре кольца.
Стону — и рука обессиленно падает на одеяло.
Нет смысла отпираться: мое тело странно реагирует на это придурка. И попытки контролировать физиологию головой не дают никакого результата.
Я вспоминаю его ладонь у себя между ног — и в эту самую секунду что-то во мне надрывается, издает стон. Усилием воли свожу колени, комкаю одеяло в кулаках, мотаю головой, словно сумасшедшая. Но доберман все равно тут как тут: у меня в голове, шепчет, словно змей искуситель, что мне стоит лишь захотеть — и эта ночь пройти под девизом «прощай, девственность!» Ведь дверь его комнаты напротив моей, расстояние короче, чем пять шагов.
Хватаю телефон, набираю Костю, преисполненная решимости затащить его к себе на ночь и сделать, наконец, то, что нам давно пора было сделать. Он отвечает не сразу, а когда берет трубку, то голос на том конце связи сонный и измученный. Бросаю взгляд на настенные часы, почем-то думаю, что спать в первом часу ночи вообще не серьезно. Мы говорили сегодня, примерно около семи, но я была так убита выходкой Рэма, что сейчас едва л помнила хоть половину разговора. Кажется, у Тапочка с проектом все прошло удачно.
— Извини, что я так поздно, — говорю я, пытаясь подавить отчаяние в голосе. — Приезжай ко мне.
— Что? — Я слышу зевок, возню и шорох покрывал. — Ени, ты в курсе, который час?
Конечно, я в курсе!
Отчаяние чуть не укрывает меня, словно цунами. Я не хочу — не должна! — оставаться сегодня одна. Только не сегодня. Не сейчас, когда я не в состоянии контролировать даже собственные мысли.
— Я знаю, что уже поздно, но завтра у меня нет первых пар и мы могли бы проваляться в постели, — говорю я.
— Прости, солнышко, но у меня…
После «но» я больше не хочу его слушать. Просто нажимаю на красную метку на экране, а потом и вовсе отключаю телефон.
Вот в чем разница между этими двумя: один ищет повод залезть мне в трусики, а другой ищет повод не делать этого. И между всем этим резонансом — я. Я — и полное отсутствие тормозов. На данный момент нет ни единой причины, почему бы мне не сделать то, что я хочу сделать. Всего пять шагов или около того.