Честно говоря, я поражен. То есть у слизняка успел прорости хребет или он все это время просто неплохо притворялся? Чувствую, что ладонь автоматически собралась в кулак — боксер я или нет, в конце концов, пусть и любитель. И душа поет от предвкушения кровавого месива, в которое я превращу наглую рожу Валенка, но меня прерывает появление Бон-Бон.
И мир просто тухнет. Умирает за пределами ее образа, превращается в невзрачную дымку, в которой происходит какая-то неинтересная суета, возня, слышатся шорохи и растянутые, словно в замедленной сьемке, голоса. Потому что я не вижу ничего, кроме нее. Потому что я понимаю, что должен обладать ею, даже если путь к ней придется выстелить звездами, цветами, бриллиантами и прочей хуетой, которую любят девочки.
Потому что я в жизни не видел ничего настолько прекрасного в своем совершенстве.
Платье на ней — цвета персиков с молоком. Что-то совершенно легкое, невесомое, воздушное, с кучей мягких складок. Все, что выше пояса, обтягивает ее тонкую талию и маленькую грудь изящным кружевом. И, когда моя малышка поворачивается, чтобы показать вид сзади, я чуть не хватаюсь за сердце, потому что вид сзади на хрен вышибает из меня дух. Голая спина. Совершенно голая спина до самой талии. Понятия не имею, как это все на Бон-Бон держится, но зато четко осознаю две вещи: первая — у нее на спине родинки, под правой лопаткой, три в ряд, словно подсказка к какому-то космическому шифру, и вторая — на ней нет лифчика.
— Ну как я тебе? — растекаясь в блаженной улыбке, спрашивает она Валенка.
Немудрено, что даже он ошалел от этого вида, и берет паузу, чтобы откашляться.
— Еще бы голая вышла, — бормочет позади меня Ольга, но мой злой взгляд превращается в амбарный замок у нее на губах.
Консультанты охают и ахают, всплескивают руками и нахваливают Бон-Бон на все голоса. Это их работа, в конце концов, но сейчас я более, чем согласен, что эти двое — моя малышка и платье — созданы друг для друга.
— Я куплю его тебе, — говорю я. И даже посмеиваюсь, потому что готов поспорить, что звук иллюзорной спички, которую я поджог и бросил на мост наших с Ольгой отношений, был самым что ни на есть настоящим. — Наденешь на нашу свадьбу.
— Что? — выдыхает Ольга.
— Какого черта он только что сказал? — визжит ее подруга.
— Придурок озабоченный, — ворчит Тапок.
А Бон-Бон молча и очень пристально смотрит на меня. Мне кажется, проходит целая вечность, прежде чем она показывает ладонь с кольцом на пальце и говорит:
— У меня уже есть жених.
И что же я делаю? Три шага вперед — по одному за каждый вскрик возмущения за моей спиной. Хватаю малышку за запястье, стаскиваю с нее кольцо, хоть она пытается помешать и совершенно не блефует.
— Был жених, — швыряю дешевку куда-то за спину, — и нет жениха.
— Ты ненормальный, — шипит Бон-Бон.
— Твоя дедукция просто зашкаливает, — возвращаю сказанные ею же слова.
Она не теряется, не сдается и вообще никак не облегчает мне задачу. Заносит вторую руку для пощечины, но я перехватываю и ее. Мы так и стоим посреди огромного зала: моя карамелька на круглом подиуме, и я, чуть ниже. И наши глаза сейчас на одном уровне, и я вижу в них… Что же я там вижу?
Вызов!
— Теперь ты должен мне кольцо, доберман.
— С самым огромным булыжником, какой только можно купить за деньги, Бон-Бон.
— Принесешь его на мою свадьбу.
— На нашу свадьбу, — поправляю я.
— Даже не мечтай. — Она отчаянно пытается освободить руки, но мы оба знаем, что это бесполезно. — Я собираюсь замуж за мужчину, который не проветривает ширинку по три раза в день.
— Знаешь, малышка, я даже не сомневаюсь, что ты будешь в доставочной степени затрахивать мой мозг и другие части тела, чтобы я даже думать не хотел о том, как бы проветриться на сторону.
— Рэм! — кричит Ольга, и через секунду мне на спину обрушивается шквал ударов.
Увы, но мне приходится оторваться от Бон-Бон.
Ольга вся красная, словно свекла. Она что-то кричит, посыпает мою голову отборным матом, ее губы мокрые и слюна летит во все стороны. Сразу понимаю, что слова здесь бесполезны, поэтому перехожу к экстренной усмирительной помощи. Хватаю ее за плечи и встряхиваю так крепко, что голова моей теперь уже бывшей невесты безвольно болтается на шее, словно у сломанной куклы.
— Все, свободна, — говорю коротко, но предельно четко и безапелляционно. Да — грубо, да — беспринципно, но теперь мне плевать. Можно сказать, я охренительно вовремя прозрел. — Платье твое, кольцо тоже. И прекрати истерику — ты с самого начала знала, что у нас ничего не получится.
— Я люблю тебя! — громко, до звона в ушах, кричит Ольга.
— Разлюбишь. — Поворачиваюсь к ее подруге, которая с наслаждением Джека Потрошителя расчленяет меня взглядом, достаю портмоне и сую ей в руки приличную сумму. — Поведи ее туда, где она напьется и забудется.