Малышкина и Карлос. Магические врата

Владимир с Корделией сидели по одну сторону стола, девочки по другую. Шныр занял место в торце. Величественная Корделия с останкинским телеснобизмом страшно его раздражала и одновременно смешила, он сдерживался изо всех сил, чтобы не брякнуть чего-нибудь, как он для себя сформулировал, мимо кассы. Сначала все сидели чинно-мирно за столом и пили чай, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Потом Швыров вылил содержимое своей кружки в блюдце и начал из него прихлебывать чай так громко, что у Корделии каждый раз появлялось на лице выражение переходящего в муку страдания.

Девочки переглянулись и смущенно заулыбались. У Швыра это получалось ну очень смешно: он старательно вытягивал губы трубочкой, с шумом засасывал чай, а потом еще гонял его за щеками, прежде чем проглотить.

Малышкин, в отличие от супруги, совсем не расстроился, а с интересом стал поглядывать на гостя, с невозмутимым видом смотревшего на стол перед собой. Ему показалось, что молодой человек делает это специально, чтобы позлить хозяйку. Парень ему очень понравился.

– Скажите, Михаил, а почему вы назвали свой исполнительский стиль рэп-анархия? – подчеркнуто вежливо спросила Корделия, чтобы отвлечь гостя от звукового чаепития. – Вам нравится батька Махно? Анархия– мать порядка?

Конечно, Швыр прекрасно знал, что Нестор Махно был не только анархистом-революционером, но и очень сильным черным магом, и уже поэтому он ему нравиться никак не мог. Тем более что магию Миха искренне ненавидел во всех ее трех разновидностях – черной, белой и серой, так его достала тетка своими обрядами, заговорами и напоминаниями о происхождении от потомственных колдунов. А теперь еще и Алискины шнуры пытаются его воспитывать! Ну уж нет!

– При чем здесь чья-то мать? – спросил он, больше обращаясь к девочкам, чем к старшей Малышкиной. – Анархия в идеале – это общественная взаимопомощь без подавления слабых сильными. Она не признает ни чинов, ни имен. Вы почитайте Кропоткина «Записки революционера» или его же «Справедливость и нравственность». А рэп – это понятная всем форма. Был рок, теперь рэп, по сути – речитатив, он всегда был, есть и будет. Просто ритм меняется со временем.

Надо было видеть в этот момент Корделию: челюсть у нее отвисла чуть ли не до ключиц, а брови полезли на лоб, да так высоко, что совсем немного осталось до линии волос. Рэпер заговорил человеческим языком, как валаамова ослица! Вот уж не ожидала она от Швырова такой начитанности и умения вязать слова!

– А Махно – это вовсе не волосатая личность в тельняшке с тремя маузерами за поясом и бутылкой самогона под мышкой, – продолжал Швыр. – Это большевики его таким представили, потому что он боролся против их диктатуры. Я против любой власти, которая уродует человека.

Корделия закрыла рот и не нашла что сказать. В воздухе повисло напряженное молчание. Положение спас Малышкин-старший. Он с озабоченным видом посмотрел на часы и встал из-за стола. Прощаться все вышли в прихожую.

– Ну, молодежь, нам пора. На работу как на праздник, – пошутил Владимир Владимирович, крепко пожимая руку Швырову. – Надеюсь, Михаил, мы еще увидимся.

– Всенепременно, сэр, – по-гусарски, одной головой, поклонился ему Швыр и сделал вид, что щелкает каблуками кроссовок.

– Передавайте привет тетушке, Миша. И приходите к нам еще. Мы вам всегда рады, – с фальшивой улыбкой добавила Корделия.

Сказать то же самое Юле она, конечно, забыла, зато Владимир Владимирович весело ей подмигнул.

Родители Алисы ушли. Правда, Корделия не была бы собой, если бы перед этим не напомнила Алисе, что надо будет обязательно помыть посуду и вытереть со стола специальной салфеткой.

Дверь за Малышкиными захлопнулась. В квартире еще секунд пятнадцать стояла тишина, потом Юлька подпрыгнула несколько раз на месте и закричала:

– Ура, долой шнурков, да здравствует свобода!

Алиса ту же помчалась к себе в комнату, поставила диск с записью Михиной группы и вернулась на кухню, пританцовывая. Квартиру заполнил очаровательно хриплый голос Швыра. Он вещал рэперской скороговоркой:

Зимнее утро, холод за окном,
будильник как напильник, в постели тепло,
вырублю будильник, в школу не пойду,
школу эту видел я в гробу…

Швыров выслушал свой текст с недовольным выражением лица и тут же начал оправдываться в том смысле, что эта песня – «Убей свой будильник» – хотя и была в свое время хитом, довольно слабая и написана очень давно… Теперь у него другие интересы.

Все трое продолжили чаепитие. Алиса принялась ухаживать за Швыром, налила ему чаю и подсунула под руку вазочку с конфетами.

– Слушай, Миша, а баба Ванда помогает тебе, ну, с популярностью? – спросила без всяких церемоний Юлька.

– Нет, – рассмеялся Швыр, – я хочу всего добиться сам, без всяких магических костылей и подпорок. Мне магия, чтобы тексты сочинять или музыку, не нужна, поэтому я из принципа теткиной помощью не пользуюсь, а она на меня злится.