Малышкина и Карлос. Магические врата

Однажды она немного задержалась на работе, а когда вернулась, то ахнула. На кухонном столе лежала восковая кукла, из ее груди была вырвана иголка, а прямо за столом храпел пьяный Петр. Проснувшись, он потребовал объяснений. Елизавета не стала запираться и рассказала мужу, как было дело. Петр ничего не сказал, но через два дня бесследно исчез, а в кроватке у дочери Елизавета обнаружила серебряную безделушку, украшенную чернеными узорами…

Закончив рассказ, Ванда устало посмотрела на притихших сестер. Они сидели обнявшись и вытирая друг другу платочками бежавшие по раскисшему макияжу слезы. «Еще немного, и заревут в голос», – поняла баба Ванда. Она была так измучена, что сил успокаивать обретших себя родственниц у нее не было.

– Вот что, девочки, – сказала она категоричным тоном, – приходите ко мне завтра к вечеру, постараюсь до конца разобраться. – Она вздохнула. – Сдается мне, что над одной из вас нависла смертельная опасность.

Профессор Серебряков уже много часов шел по подземелью быстрым спортивным шагом, почти бежал как молодой марафонец и сам себе не переставал удивляться! Так хорошо он себя не чувствовал ни разу за последние двадцать лет. Тяжелые доспехи совсем не давили на плечи, меч в руке казался деревянной игрушкой. И куда подевались все его гипертонии, систолы, диастолы и прочие прелести сердечных заболеваний? Единственное, что донимало Вилена Стальевича по-настоящему, это хроническое недосыпание. Из-за погони и милицейских облав ему пришлось идти к цели кружным путем, плутая в незнакомых лабиринтах подземного города.

С той памятной ночи, когда они оживили этого монстра Брюса, профессору ни разу не удалось сомкнуть глаз. Только шел и шел вперед, как маньяк-параноик, охваченный своей навязчивой идеей. Но чем ближе подходил он к тайному кабинету чернокнижника, тем меньше на него давила страшная тяжесть в моменты остановок. И вдруг он почувствовал, что наконец может позволить себе остановиться. Он сел, привалившись к стене, и перевел дух.

Теперь на него навалилась совсем другая тяжесть – не гравитация, а дрема. Он собирался отдохнуть совсем недолго, чуть-чуть, но отяжелевшие веки закрылись сами собой, и утомленный профессор крепко заснул. Ему приснился удивительный сон. На огромном зеленом лугу водили хоровод девушки, наряженные в яркие шелковые сарафаны. Их длинные волосы не были заплетены в косы, а свободно развевались, спадая тяжелыми волнами. Серебряков залюбовался дивной картиной, казалось, она была написана художником-идеалистом, потому что не могло быть такой зеленой травы, такого яркого солнца и таких красивых девушек. От хоровода отделилась девушка в голубом. Она подошла к профессору и опустилась на густую траву рядом с ним.

– Бедный, бедный, – раздался ее мелодичный голос, – как ты устал!

Белая рука девушки стала гладить профессора по голове, опустилась на его лоб. Она была такая прохладная и душистая, такая ласковая, что Серебряков почувствовал, как глубже проваливается в сон.

– Спи, – говорила девушка, – спи и не просыпайся, отдыхай, милый. Ты так утомился… Усни, усни. Я спою тебе колыбельную…

Хоровод замедлил свое кружение и переместился ближе. В глаза профессору заглядывали девушки, такие прекрасные, что сердце щемило. Рядом с ним раздалась тихая песня:

Из далеких пришел ты краев,
Позабудь, где остался твой кров…
Не спеши, а приляг отдохнуть,
Ты успеешь продолжить свой путь…
Ну а если захочешь уйти,
Много ждет тебя бед впереди…
Лучше останься, усни,
В ложе любви утони,
Мягко тебе постелю,
Лаской своей утомлю…

Профессор вольно раскинулся на траве и на него нахлынул удивительный покой. Солнышко пригревало, щебетали птички, прохладная ласковая рука лежала на лбу. Не хотелось ни думать, ни шевелиться. Взгляд Серебрякова скользил по фигуре прекрасной девушки, закутанной в голубой шелк, и вдруг что-то насторожило его. Профессор усилием воли отодвинул пелену с глаз и увидел, как из-под сарафана высунулась страшная когтистая лапа!

Серебряков закричал и очнулся от морока. При слабом свете меча он разглядел, что рядом с ним сидит существо, словно выпавшее из ночных кошмаров. На приплюснутой голове светились тусклым желтоватым светом два узких глаза; из короткого жирного туловища торчали длинные худые лапы с острыми как бритвы когтями. Существо издало недовольное шипение, когда профессор вскочил на ноги и направил на него светящийся меч.

– Ах ты тварь! – завопил Серебряков, делая классический фехтовальный выпад, которому позавидовал бы сам Д’Артаньян. – Вот тебе, вот! – Профессор несколько раз полоснул чудище мечом.