– Тогда договоримся: если меня долго не будет, придешь ко мне. А если тебя долго не будет, значит, у тебя мама тоже вернулась. Хорошо?
Саша кивнула. Понятно, почему она так переживает. Две недели их не было, они ездили в Турцию за кожаными куртками и сумками и теперь продавали. Анька боялась пропустить их возвращение. Ей в такие дни не терпелось узнать, сколько они продали. Каждый раз, когда родители приезжали с рынка расстроенные, Анька радовалась: ведь если они так и не продадут свои куртки, то не уедут больше в Турцию. И в Польшу не уедут. А вот Сашу это расстраивало. Не уедут, значит? Хотя тетя Лена и дядя Валя любили ее, она всё равно при них стеснялась – уж очень в их квартирке было тесно. Без родителей к Аньке всегда можно пойти, а когда они дома, неудобно. Вот если бы они сейчас были в Турции, Саша еще чуть-чуть подождала бы маму и пошла к Аньке. Ну а так некрасиво – вдруг они вернулись?
Пока одна, можно пойти к беседке. Раньше там был турник для выбивания ковров, а внизу – решетчатая скамейка, чтобы ковры на ней складывать. Осенью над турником приделали крышу. Саша нашла плотную сухую картонку, на которых катались с горки. Наверное, совсем недавно кто-то выбросил. Набрала на картонку снег, накрошила туда гнилые листья, которые уже показались после первого потепления. Собрала несколько камешков, добавила снежной жижи и стала лепить торт. И каждую секунду смотрела на дорогу. Появление любой тени, любой фигуры на мгновение захватывало дух – мама? Нет, это была не мама. Надо же! Еще недавно она не ждала так маму, а после слов дяди Толи всё внутри будто веревкой скрутило. Вроде бы понятно, что так рано маму ждать не надо. Но Саша ждала.
Автобус приходил раз в полчаса. И раз в полчаса от остановки, до которой было полкилометра, к их домам тянулись уставшие понурые люди, которые по пути забирали с улицы своих детишек. Если мамы с ними не было, следующие полчаса можно и не смотреть на дорогу. Но Саша всё равно каждую секунду смотрела: а вдруг мама зашла по пути в магазин и отстала от толпы? Она даже убрала свою картонку под скамейку и сбегала к магазинам, но промышленный был закрыт, а продуктовый закрывался. Как так, и вправду семь?
Может, мама уснула в автобусе? Такое один раз уже было. У них в те дни отключили воду. Они снова носили воду с колонки. Мама – в их большой белой бочке с ручкой на завинчивавшейся крышке. Бабушка, жившая тогда с ними, носила ведром. Саша – ведерком. Анька тоже помогала, ей было интересно, потому что в их доме воду давно не отключали. Они тогда таскали воду до глубокой ночи, а потом мама стирала Сашину школьную форму. И на следующий день уснула в автобусе. А вдруг и сегодня? Ночью у них на этаже шумели и один раз даже пнули их дверь. Может, мама не выспалась? А еще ведь пекла бисквит к чаепитию. Стало стыдно, что бисквит, из-за которого мама могла уснуть в автобусе, Саша скормила собакам. Она поднялась на цыпочки, стоя на скамейке. Автобус давно прошел, и люди уже разбежались по домам, но вдруг мама от них оторвалась? Саша подпрыгивала, всматриваясь в кусты, которые росли вдоль тропинки. И тут на дорожке появилось темное, едва различимое пятно. Мама? Мама! У Саши сжало от радости грудь, и в центре ее что-то не застучало, а как будто заклокотало. В книжках пишут, что от волнения у людей стучит сердце, а у Саши там, где сердце, пульсировала кровь. Какая-то большая тугая артерия, которая от радости или волнения так билась, что перекрывала Саше воздух.
Неужели мама? Не стала менять дверь?
Пятно очень быстро приближалось и даже махало руками.
Мама! Мама!
Но почему такая маленькая? Уже не пятно, а пятнышко. Чем ближе оно подбегало, тем понятнее было, что это никакая не мама, это Анька! Саша чуть не заплакала. Это Анька – не мама…
Анька совсем уже запыхалась. Она что-то говорила Саше, но ничего не было слышно – рот Аньке закрывал растрепанный и намокший от дыхания шарф. Значит, родителей еще нет. Так заматывала шарф только баба Тоня – родители знают, что уже тепло, а бабушке всегда мороз. Это хорошо. Хорошо, что родителей нет, – можно прямо сейчас пойти к ним домой.
Анька дернула Сашу за ногу:
– Слазь!
А что слезать? Что Анька ей скажет? Понятно ведь, что никто не приехал.
– Я к пятиэтажке ходила. Пойдем вместе? Скоро автобус. И мама твоя, наверное, на нем приедет. Моих еще дома нет.
Значит, Анька из дома побежала смотреть родителей и не добежала до остановки. Анька всегда была смелее Саши. Это, наверное, потому, что Аньке приходилось меньше бояться: у нее есть еще бабушка, есть настоящий и всегда трезвый папа, а мама только недавно стала работать – раньше она сидела дома с маленькой Женей и лишь иногда ездила за товаром вместе с отцом. И дом у них был чистый. И этаж первый. Если бы Саша жила так же, она бы ничего не боялась, а Анька всё равно кое-чего боится. Например, ходить одной до остановки. Саша всё еще стояла на своей скамейке и думала.
– Слазь! Слазь! – теребила Анька Сашу.
– Слезай, а не «слазь», – беззлобно поправила Саша.