Саша остолбенела. Надо бы крикнуть, что не Таньку, а Аньку, Аню Вторушину, но голос пропал. Она молча рассматривала тетю Олю, розовую на фоне комнатного света. Тут подошел тот самый рыжий дураковатый парень в ушанке. Он оттянул от шеи и без того почти спавший шарф, снял варежки и прокричал:
– Да не Таньку!
– Не Каромину? – тетя Оля высунулась из окна почти по пояс. Даже снизу было видно, как от нее шел пар.
– Аньку! Анну! – крикнул пацан.
Тетя Оля пропала из окна. Она не узнала Сашу?
Парень спросил:
– А какую Аньку?
– Вторушину, – плакала Саша.
Пацан изо всех сил крикнул в пустое тети Олино окно:
– Вторушину Аньку убили. Анну!
Остальных детей во дворе потихоньку забирали. Из Сашиного дома тоже приходили женщины, но все они жили на несколько этажей ниже.
На Лесобазе постоянно кого-то убивали. Едва заслышав слово «убили», дети каменели от страха. Войти в грязные черные подъезды восьмиэтажных домов боялись все. Поэтому звали мам. В тот раз, когда в Сашином доме, в коридоре, появились прикрытые газеткой органы, маленьким сказали, что это кишки коровы. Но Саша видела, как приезжали врачи и милиция, а комендант кричала, что ей опять звонит прокуратура.
После этого случая несколько вечеров никто из детей один не гулял. Многие даже не ходили в школу, потому что учились во вторую смену. В школе, как всегда, всё поняли и не ставили пропуски. А еще Саша вспомнила, что однажды на Лесобазе появился маньяк. В их школе говорили, будто он ловил детей на длинном переходе от Судостроителей до Домостроителей, где стояла школа. Он пускал им по венам мочу и разбавленное водой дерьмо. Когда пошли такие слухи, в школе отменили последние уроки второй смены, чтобы дети возвращались засветло.
Таких случаев было много, и Саша зачем-то стала их все вспоминать. И пьяницу, которую давным-давно, еще когда они с Анькой учились во втором классе, загрызла собака. Та самая Лесси, она еще убила Сеню Ксенофонтова. А когда в 40-м доме отчим заколол свою падчерицу прямо на ступеньках главной лестницы? Саша видела издалека, как грузили в машину труп. В бане вечером об этом говорили все, а по телевизору сказали, что мужчина нанес девушке двадцать семь ран. А еще случай, когда выносили труп серого, празднично одетого соседа? И совсем недавно изнасиловали их одноклассницу Дашу, новенькую. Она отстала после школы от всех, ее нагнали восьмиклассники и долго насиловали, пока сами не замерзли и не разбежались по домам. А детей, как после любого другого громкого события, пораньше отпускали из школы и просили держаться вместе. Так они держались и во дворах, ждали, когда родители их разберут. Некоторые гуляли на улице до десяти и даже до одиннадцати – лишь бы не заходить в дом. Сашу мама в такие дни встречала с палкой от раскладушки – вытаскивала алюминиевую перекладину и шла к школе.
На площадке остались только Саша и рыжий в ушанке. Забрали даже сиплую Сашу – мать выбросила ей с лоджии веревочную лестницу. За одним мальчишкой вышла злая, в подпитии, мать, она выругала сына и повела домой. Даже не взяла его за руку, а только материлась. Но мальчик был счастлив – всё же не одному возвращаться.
Рыжий парень подошел к Саше.
– У Вторушиной родители знают?
Саша закрыла лицо руками. Уже почему-то в варежках. Все в маленьких круглых льдинках, они неприятно оцарапали лицо и оставили чувство грязи.
– Я не знаю. Я сразу убежала.
Саша посмотрела на парня и, как лопнувший внезапно воздушный шарик, вдруг выпалила:
– В нас стреляли из окна!
Стало легче! Она наконец произнесла это вслух. Хоть кто-то узнал о ее беде. Пусть даже глупый парень, который не понимает время.
Рыжий от удивления снял шапку.
– Стреляли? Где?
– У большой пятиэтажки.
– А где Анька?
– Там осталась!
– А где она живет? Далеко?
– Вон там!
Пока они шли эти сто с небольшим метров, Саша всё время втягивала голову в плечи и поджимала коленки, стараясь сделаться меньше. Она боялась, что снова начнут стрелять. А еще она боялась этого мальчишку в старом и – она наконец к нему присмотрелась – маловатом пальто. Компания рыжего была ей в тягость, но без него, одной, остаться на темной улице стало бы совсем невыносимо. Поэтому она покорно шла за ним. В животе у нее будто застрял ком снега. От страха, тревоги, одиночества, от черного неба и громкого снежного хруста всё внутри холодело и сжималось. Мамы нет, приедет поздно. Тоже пойдет одна по той кошмарной обледеневшей дороге, мимо той пятиэтажки. Саша представила, как над головой мамы раздается выстрел, и она точно так же бежит, застревая в снегу и не смея звать на помощь. Еще чуть-чуть, и Саша разрыдается…
Но тут ее одернул парень.
– Какой подъезд?
Она заставила себя сдержать плач, будто развернула поток слез, отчего они хлынули назад и глаза сильно набухли.
– Второй отсюда.