– Ты меня в детдом не отдашь? – спросила Саша между приступами сдавливающего, накатывающего почти смертельной волной рева.
– Гос-с-споди Исусе! – всхлипнула бабушка. – Ты что такое говоришь?
– Ты… меня… ты меня не сдавай в детдом только! – захлебывалась Саша.
– Да ты чего? Внученька ты моя, кровинушка, солнышко! Ты чего такое говоришь?
– Мама не придет. Ты меня не отдавай никому.
– Да придет мама. Она в очереди стоит, поди. У нее талон сотый в очереди. На ранец. Просила не говорить, чтобы сюрприз был. Ранец и «Библиотека юного читателя». Книжки детские. Не успела, наверное, до шести отовариться и теперь ждет там утра, уходить нельзя, иначе не дадут. Она купит утром и приедет. Ты что, родненькая? Ты думала, мама пропала? Они с тетей Олей вместе в очереди стоят. И Танька уж спит, наверно, давно. А ты ревешь. Ну, всё, перестань.
Саша сразу успокоилась. Значит, мама и не должна была приехать вечером? Ей просто не сказали? Ну да ладно. Главное, что не надо волноваться. Стало спокойней. Она только спросила бабушку:
– А ты чего плачешь?
– Так мне тебя жалко. Вон как убиваешься. Может, поешь? Я булочку принесла.
Есть не хотелось. Саша вытерла слезы и пошла умыться. Но тут же вернулась:
– Зачем ты соврала, что мама гуляет?
Бабушка молчала.
– Ну зачем? – не унималась Саша.
– Да пошутила я, – буркнула бабушка и отвернулась к столу заваривать чай.
Саша ушла в туалет. А ведь ранца у нее и впрямь не было. И формы. Как без школьной формы?
– Баба, – крикнула она, не закрывая крана, – а форму тоже в том магазине продают?
– Какую форму? – едва слышно донесся сквозь плеск воды бабушкин голос.
– Ну, для школы.
– Не знаю. А тебе зачем форма? Вы в нулевой класс без формы пойдете. Таким маленьким форма не нужна.
Саша удивилась: ранец нужен, а форма – нет? Какая-то странная школа. А говорили, что это первый класс. Но у бабушки спрашивать не стала. Она умылась, почистила порошком зубы и легла в кровать. Конечно, хорошо, что мама не забыла про ранец. Но, может, и не надо за ним так долго стоять? Лучше, когда мама дома. А в школу можно и с сумочкой пойти, которую Роберт Жадоев отбирает. Может, его как раз вместо Димки признают дураком и в школу не возьмут. Да и пакеты у них есть. Три красивых пакета: черный, розовый и белый. Их Ира из Германии привезла. Мама сказала тогда: «Отложим в школу ходить». Ну вот и пошла бы она с пакетом. Зато мама была бы сейчас дома.
Саша повернулась на левый бок и стала рассматривать стенку, на которой в темноте ничего не было видно, кроме кусочка оторвавшихся обоев. Люся залезла к Саше под одеяло и тут же замурчала. Саша успокоилась и только стала засыпать, как услышала, что бабушка вышла на балкон, потопталась там и вернулась в комнату. Потом еще раз. И еще. В третий раз она стукнула тихонько в стену, где жили Танька Каромина, тетя Оля и ее муж. У Таньки на балконе тут же открыли окно.
– Толя, это ты? – спросила едва слышно бабушка.
Голос у нее был очень встревоженный. Саша хотела повернуться к окну, чтобы лучше расслышать, но так боялась узнать плохое, что даже не пошевелилась.
– Толя, Ольга вернулась?
Дядя Толя что-то ответил, но слов было не разобрать. Бабушка долго молчала и потом сказала:
– А нашей нет, – и слышно стала, как бабушка заплакала.
Значит, мама пропала. Сашу обманули. Она бросилась в туалет: там у трубы унитаза есть небольшая дырка, куда можно просунуть тонкую палочку. Они с Танькой часто перестукивались через эту стенку. Саша заперла изнутри дверь, долго собиралась, наконец постучала. Никто не ответил. Она постучала сильней. Вскоре Саша услышала испуганный голос тети Оли:
– Кто стучит? – как будто не знала, что стучать может только Саша.
– Тетя Оля, это я.
– Ты? А ну бегом спать! – прошипела она.
– Тетя Оля, а где мама?
– Что?
– Мама где?
Она переспросила еще раз:
– Что?
– Почему мама не пришла?
По ту сторону стены зашаркали тапки:
– Ложись давай.
Саша села на холодный пол и еще сильнее заплакала. Спину ей царапала цементная заплатка – это мама недавно замазала места, где откололась плитка. Всё ясно – мама больше не придет. Никогда. Что-то случилось с ней, она пропала. И как-то надо жить дальше. Хотя Саша и знала, что некоторые дети в их дворе живут почти без мам, потому что пьющие мамы не считаются, она всё равно была уверена, что без матери жизни нет. И лучше долго-долго плакать, сидя на холодном полу, чтобы забыться и умереть. От горя и слез. Саша приготовилась умирать и обхватила ноги руками, чтобы согреться.