Мама!!!

Наконец они кое-как втроем ее сняли. Саша бросила куртку на кресло и так посмотрела на маму, что та как-то вдруг сразу поняла: ругать себя Саша сегодня не даст.

– Как это – руку сломали? И что с Аней? У нее же родителей нет дома.

– Так, сломали. И мама у Светы еще на работе. У Ани баба Тоня дома.

Саше неловко было признаться в том, что про Анькину хромоту она приврала, чтобы история получилась страшнее и Сашу бы не ругали. Мама обняла ее, поцеловала в макушку и потом внимательно осмотрела.

– Сама-то целая? – спросила она серьезно и, убедившись, что всё в порядке, отправила Сашу с бабушкой мыть руки, а потом усадила есть.

После еды бабушка не осталась, как обычно, смотреть у них телевизор, а пошла к себе в комнату зашивать порванную куртку. У бабушки была еще одна машинка, получше, огромная, которая в сложенном виде напоминала красивую тумбу. Бабушка раньше была портнихой. Саша даже не сомневалась, что утром куртка станет как будто ее и не рвали. Она легла на свою кровать, накрылась. По телевизору уже кончались «Спокойной ночи, малыши!». Надо же, она сегодня совсем забыла про мультики. С тех пор как Анькины родители начали привозить больше видеокассет, а у соседки Таньки появилась приставка для канала «Параллакс», она стала иногда пропускать вечерние мультфильмы, потому что они были не такие интересные, как по видео или «Параллаксу». Саша не очень расстроилась. Она бездумно смотрела на экран и хотела быстрее уснуть. Без мыслей, без воспоминаний. В телевизоре, с усами и длинными волосами, стоял, будто за стеной дождя, мужчина. Тут же показывали голых женщин, одну тащили на веревке, а другие извивались змеями. Вроде не балет, потому что мужчина пел. Странный какой. Надо было, конечно, сбегать к Светкиной маме, может быть, она уже вернулась. Но сил нет. Они ведь оставили записку, если что, к ней придут. Самой одеваться, спускаться ей было лень. Вернее, страшно не хотелось вспоминать минувший вечер. Завтра она пораньше выйдет в школу и зайдет к Светкиной маме, та всегда поздно выходит, она работает с девяти, и ей ехать всего три остановки. Всё, надо засыпать. Утром будет куртка и будет новая жизнь. Саша устроилась поудобнее и в последний раз бросила взгляд на экран. Там снова был полуголый мужчина, но в кожаных трусах и с еще более длинными и кучерявыми волосами. Он прижимал к себе микрофон и пел:

Моя мулатка, мулатка-шоколадка,
Ребенок милый солнца и волны.

Саша удивилась. На сцене вместе с волосатым певцом прыгали мужчины в шортах. Она прищурилась рассмотреть, но мама подскочила к телевизору и выключила:

– Бесстыжие какие! И что детям показывают?

– Мама, а это кто? Это дядя или тетя?

– Это, Саша, непонятно кто.

– А как зовут?

– Этого? Валерий Леонтьев.

– А того как звали? Который до него пел.

– Бог его знает. Прочитать не успела.

– А почему они почти голые?

– Не знаю, может, им тоже куртки в очереди порвали.

Саша попыталась представить Валерия Леонтьева в очереди за хлебом. Еще она хотела спросить, кто такая мулатка-шоколадка, но тут ее стало накрывать тяжелым вязким сном, выбираться из которого даже ради неизвестной мулатки ей не хватило бы сил. Она успела только подумать: как же жаль, что нет теперь Люси. Она, хоть и была злая, но спать всегда приходила к ней в постель. Василиса добрая, но никогда не усыпляла Сашу. Она вообще не приходит, когда ее зовут, она прыгает на руки сама. Сейчас Василиса сидит, поди, под столом и жадно ждет, когда мама смахнет нечаянно последние крошки прямо ей в рот. Саша хотела посмотреть, чем занята кошка, но не смогла даже обернуться. Она уснула.

Утром мама торопливо будила ее, приговаривая:

– Бегом, бегом давай, я ухожу.

Саша кое-как открыла глаза, повернулась и увидела маму уже одетой, в пальто и шапке. Она застегивала молнию на сапоге и тут же давала инструкции: каша – любимая пшенная – в кастрюле, сейчас зайдет бабушка, покормит, заплетет, оденет, в обед отведет в школу. Мама застегнула наконец оба сапога, осмотрелась и стала открывать дверь. Саша подскочила, чтобы поцеловать ее в щеку.

– Куда босиком по ледяному полу?

Потом мама, как всегда, внимательно посмотрела в глазок, не стоит ли кто за дверью и не валяется ли там пьяный. В коридоре было пусто, мама еще раз шикнула на Сашу, чтобы та бежала одеваться, отперла последний замок и вышла. Тут же за дверью послышались возня и гул голосов. Один точно был мамин, второй, булькающе-клокочущий, напоминал бабушкин, но говорил кто-то еще. Точно, в дверь протиснулась баба Лиза. Саша пропустила ее в комнату и сама выглянула в коридор – там дядя Толя с тетей Олей вытаскивали из своей комнаты фанерный сундук, но застряли в узком коридоре и не могли развернуться. Мама помогала им, как могла, – видимо, она не хотела спускаться по черной лестнице. Саша захлопнула дверь, пока мама ее не заметила, не то снова станет ругать. Из коридора еще долго доносилась возня. Потом – цок! цок! цок! – мама пошла к главной лестнице. Наверное, перепрыгнула, потому что сундук еще долго ворочали.