Мама!!!

Они пошли домой. Несколько десятков шагов – и хорошо видно Сашину лоджию. Второпях она забыла включить свет, и теперь их окна чернели на фоне остальных, уже освещенных. Значит, мама еще не вернулась, а у бабушки так и травят тараканов. Надо идти к бабе Тоне, хотя бы предупредить ее, что хлеба нет. Они дошли до Анькиного подъезда.

– Я только рюкзак оставлю, и всё, – бодро сказала Анька, будто на дворе полдень, кругом светло и не было никакой давки.

– Ага, оставишь. А как ты потом бабе Тоне объяснишь, куда пошла? Она же тебя не отпустит, – сообразила Саша.

Но они уже зашли в подъезд и стали колотить в дверь. На этот раз баба Тоня быстро открыла, потому что маленькая Женя не спала.

– Баба, баба, хлеба нет, там давка была! Можно я еще погуляю, мы с Сашей…

Но не успела Анька договорить, как баба Тоня втащила ее в комнату, а Саше сказала только:

– Шуруй домой! Мать потерят.

Саша пулей выскочила из темного подъезда и пошла в пансионат. Во дворе копошились дети, человек шесть-семь, все незнакомые. Саша отерла лоб рукой и посмотрела в свои окна – загорелся свет! Значит, мама или бабушка уже дома. И в коридоре свет тоже горел на всех этажах, кроме первого. Она сразу пересчитала эти светящиеся окошечки. Есть! Окошечек горело семь. Ну, на первом не страшно, там часто ходят люди, и вряд ли кто-то схватит ребенка. Саша заскочила в подъезд. Она собиралась добежать до дома на одном дыхании, но на втором этаже остановилась. Там, в конце коридора, возле Светкиной квартиры, собрались люди. Саша тоже подошла.

– Что, нет еще тети Люси? – спросила она стоявших женщин и для надежности постучала в дверь.

– Да нет никого. А ты знаешь, где мать?

– Света говорила, у тети Люси сегодня на работе проверка, поздно будет.

– А бабка? С ними же бабка жила, – вспомнила красная, как из бани, девица.

– Бабушка в Куйбышеве, – ответила Саша. – А у вас листочек с ручкой есть? Или карандаш? Напишите ей записку, что Света в первой городской и что надо подняться в 813-ю квартиру. Это наша. Я всё тете Люсе расскажу.

Женщины засуетились, закопошились в сумках, ощупывали карманы. Нашли кусочек газеты. Красная девка дала карандаш высокой красивой татарке – Саша узнала маму Гули с Алсушкой.

– Пиши! «Люся, дочь сломала руку, увезли в первую городскую, поднимись в 813-ю квартиру или ко мне. Зина».

Алсушкина мать дошла до слов «первая городская» и задумалась:

– Так вроде в областную отвезли?

– Ну как это? В городскую! В первую! Вот и ребенок слышал. Да? – Краснолицая склонилась над Сашей, ожидая от нее подтверждения.

Но Саша вдруг сама забыла – в областную или в городскую. Мгновение назад помнила, а теперь забыла. Все начали спорить. Женщины уже перешли на крик, пока одна из них, совершенно незнакомая, не сказала:

– Та без разницы, они рядом, это соседние здания. Не найдет в одной – пойдет в другую.

Все тут же успокоились, Саша оставила их и побежала домой. На каждом этаже на лестнице и даже в некоторых коридорах горел свет. Правда, у них на этаже, как назло, светилась только одна лампочка, самая дальняя. Саша остановилась, испуганная, на площадке – заходить в темный коридорный тоннель она не рассчитывала. Просто не набралась еще духа. Надо, решила она, подождать здесь, пока кто-нибудь из взрослых не зайдет на этаж. Хотя бы Димкина мама, она всегда долго возится с замком – можно в это время спокойно проскочить. Саша стояла, немного побаиваясь даже освещенной площадки, – ну и что, что свет горит, кто угодно может прийти, вон, двух девочек с пятого этажа и при дневном свете парни избили. Правда, они старше были, но всё равно. Саша раздумывала, как же будет безопаснее – проскочить по темноте домой или дожидаться неизвестно чего. Но не успела она взвесить в уме все «за» и «против», как ее позвала бабушка.

– Ты, что ли? А я-то думаю, кто там стоит. Бегом давай!

Саша ничего не ответила и метнулась на голос. Несколько шагов по еще освещенной части коридора, потом – темнота. Она нащупала во тьме бабушку и поцеловала ее в щеку.

– Ишь ты! – ласково пробурчала та.

Они вместе ввалились в дверь и попали под яркий комнатный свет, в котором обозначался силуэт мамы с поварешкой в руке и в шапке. Только пришла и уже что-то разогревает.

– А я-то думаю, с чего это на радостях-то. Ты смотри на нее, – бабушка повернула Сашу разорванным боком к маме, – ты только посмотри! Изодралась вся!

Мама так и стояла с поварешкой в руке:

– И что это? – спросила она, покачивая поварешкой. – Где хлеб?

Потом показала на люстру:

– И это что такое? Ну сейчас получишь у меня!

– Нету хлеба! Там давка была. Аня хромает, а Свете вообще руку сломали. Ее в больницу увезли. Мне, кстати, надо будет позже к тете Люсе спуститься.

– Ишь какая. Надо ей будет… А люстру кто раскурочил?

Бабушка спрашивала беззлобно.

– Не курочила. Она сама упала. Прямо мне на голову.

– Упала у нее… Сымай давай, – выругалась бабушка и потянулась помогать Саше распутывать веревку на куртке, которую она несколько раз перевязывала.