Мама

Боже, как бы я хотела забыть то, что помню. Забыть и никогда не вспоминать о том, что такое было. Как бы я хотела ограничить знание о необъятности мира, знание о его прошлом. Свести все эти познания до такого маленького счастливого мирка, которым живут они, счастливые в своем неведении. Но проклятая память живет вместе со мной и не отпускает меня. Видимо, мне суждено умереть с ней в один день. И думаю, что день этот уже близко. Хотя кто знает…

Я ведь должна была умереть еще тогда, вместе с теми, кто остался теперь только в памяти. Однако осталась жива. Странно. И тогда, когда пришла старость, оставив меня наедине с памятью среди этих новых людей, даже тогда я не умерла. Сколько я жду этого последнего дня? Десять лет, пятнадцать, двадцать пять? Вот это проклятая память почему-то стерла. Сколько вообще мне лет? Кто скажет? Я не помню этого…

Как странно все. Хотя не более странно, чем воспоминания.

…Как давно это было, как странно все это было…

Часть 4

1

Эл сидела за пальмой и слушала. Слушала шелест моря, рокот надвигающейся бури. Он где-то там. Где-то там на пляже, возле бунгало. Он точно где-то там. Но выйти из-за пальмы было страшно. Однако любопытство пересилило, и она потихоньку высунула нос из-за волосатого ствола.

Берег был мрачен. Небо почернело, золотистый песок казался теперь серым, и море накатывало огромными волнами до самых пальм. Грохало, силясь дотянуться до нее, до ее укрытия, о песок и бессильно отползало назад, зло шипя и пенясь.

Где-то сквозь шорох, шелест, рокот и грохот пробились громкие крики на незнакомом языке. Загрохотали четкие чеканные шаги, какие бывают, когда сотни ног в унисон выбивают пыль из вылизанного плаца.

Но ведь нет никого! Ведь нет никого!!! НИКОГО НЕТ!!! Только море и песок…

Эл захлебнулась подступающей истерикой. По облизанному морем песку пронеслись следы сотен армейских ботинок. А потом снова накатила волна и очистила берег, и смыла крики и топот.

Девушка снова спряталась за стволом. И снова не было ничего, кроме моря, бури и волосатого ствола пальмы.

– Леночка! Лена!!!

Эл вздрогнула. Голос доносился от бунгало. Отец! Она поспешно выглянула из-за ствола, но отца не увидела. По берегу к ней шли Анри и Жанна, между ними, держа обоих за руки и весело подпрыгивая, топал мальчишка лет шести.

Первой ее увидела Жанна и замахала рукой.

– Элка! Познакомься, это наш сын, – и добавила, обращаясь к мальчику: – А это тетя Эл.

– Но вы же умерли, – прошептала Эл.

– Да что ты говоришь, – улыбнулся Анри.

Они были уже около пальмы, когда сзади поднялась новая волна. Эл хотела закричать, предупредить об опасности, но язык перестал ей повиноваться. И она молча смотрела, как идут улыбающиеся Анри и Жанна, как подпрыгивает весело их сын. Какой сын? У них не было сына… Волна обрушилась на счастливую троицу, послышался треск разрываемой плоти, раздираемой реальности. Море откатило назад, волны окрасились в ярко-алый. Это закат? Закат чего?

Берег снова очистился, лишь где-то посередине между морем и ее пальмой из песка торчал детский череп… Голос наконец повиновался, и Эл вздрогнула от собственного истеричного: «Не-е-е-ет!!!»

– Что ты кричишь, Лена? – От бунгало по пляжу к ней шли отец и Слава.

Голос снова пропал. Она хотела предупредить их, кричать, умолять, чтобы уходили. Что же они не видят, что здесь опасно? Но голоса не было, горло словно клеем залило, язык не повиновался.

– Это не кровь, – жестоко улыбнулся Вячеслав. – Это всего лишь море… крови.

Слава поглядел на отца, а тот почему-то засмеялся.

– Леночка, – с улыбкой заявил отец. – Не переживай, это буря. Это нормально. Буря, море крови, кто-то все время умирает… так должно быть. Так всегда бывает. Мир возник из черноты небытия и в нее же и уйдет. Что в сравнении с этой вселенской бесконечностью наши жизни? Вот беспредельщик меня убьет. Но ведь в этом нет ничего страшного?

Отец повернулся к Славе и посмотрел на него пустыми глазницами черепа Анри:

– Правда, дядька?