Мама

– Что вы тут делаете? – резко спросил генерал.

– Дышу свежим воздухом, – объяснил хозяин.

Вышедший следом араб встал рядом. Подтянутый, необыкновенно серьезный, напряженный, словно струна. Сейчас он был готов, если потребуется, вцепиться американцу в глотку и задушить голыми руками.

– У нас чрезвычайное положение, – ледяным голосом произнес Макбаррен. – Потому пройдите к себе, закройте дверь и не высовывайтесь, пока я вам не разрешу. Джон, проводите господина президента до его апартаментов.

Один из солдат, видимо, тот самый Джон, опустил автомат и направился в сторону хозяина. Тот выставил вперед руку, приказывая остановиться. Жест получился столь властным и уверенным, что Джон замешкался, не зная, кому подчиниться.

– Скажите своему Джону, – сухо отчеканил хозяин. – Чтобы он держался от меня подальше, иначе я его пристрелю.

Стоящий рядом Мамед, словно подтверждая намерения хозяина, достал маленький аккуратный пистолетик. Макбаррен ошалело воззрился на пистолет.

– Откуда у вас оружие?

– От сырости, – коротко и непонятно объяснил президент. – Сейчас приказывать буду я. Можете, конечно, поспорить и расстрелять меня или моего Мамеда, но не думаю, что ваше гуманное правительство спасет вас после этого от электрического стула. Скорее наоборот.

Макбаррен жестом остановил Джона. Сердито глядел на бывшего президента и его молчаливого арабского слугу.

– И объясни своим людям, что командую теперь ими я. Что бы ни случилось. Андестенд?

Макбаррен повернулся и быстро заговорил по-английски. Солдаты попытались было воспротивиться, даже подняли галдеж, но Макбаррен продолжал свою речь спокойно, с нажимом, и ропот смолк так же быстро, как и начался. Когда генерал повернулся обратно к президенту, лицо у него побагровело, на лбу вздулась жила, а глаза выпучились так, что, казалось, еще немного – и их вышибет кипящей внутри злостью.

– Так что случилось, господин генерал? – как ни в чем небывало полюбопытствовал хозяин.

– На базу проникли террористы. Кто-то из них сейчас находится в президентском корпусе. Мы намерены поймать и обезвредить их, и…

– Безумству храбрых поем мы песню, – усмехнулся президент, оглядывая полтора десятка автоматчиков.

– Поберегите свой фольклор для более благодарных слушателей, – вышел вдруг из себя Макбаррен. – Мы обеспечиваем вашу безопасность, а вы вздумали угрожать мне оружием, которого у вас быть не должно.

– Хорошо же вы ее обеспечиваете, эту безопасность, если на вашу вшивую базу так легко проникают все кому не лень и шастают как у себя дома.

Макбаррен яростно сверкал очами, но, видимо, взял уже себя в руки.

– Я прошу вас, – сказал спокойно, хоть и с нажимом. – Вернуться в ваши апартаменты, запереть дверь и дождаться, когда мы сможем поймать злоумышленников.

– Вот уж нет, – тоном, не терпящим возражений, сообщил хозяин. – Я сам хочу посмотреть, как вы будет ловить и обезвреживать ваших террористов.

44

На ногах он держался с трудом. Жанна, поддерживая под мышки, тащила в глубь какого-то коридора, что оказался за дверью. Тащила к другой двери. Куда ж ведет та дверь? А вдруг заперта, что тогда?

Дверь оказалась не заперта. За ней раскинулась пустая казарма. По-солдатски четко заправленные койки, пустые тумбочки – и больше ничего. Только голые мрачные стены. Анри привалился к стене.

Грудь рвало, словно туда воткнули вилы и медленно поворачивали в разные стороны. Сполз по стене на пол, сел кое-как, сунул руку за пазуху. По телу растекалось что-то влажное и горячее. Француз посмотрел на ладонь. Кровь. Сколько крови. Неужели в человеке умещается столько крови. А она все течет и течет.

Жанна присела рядом. Помогая себе ножом, рвала куртку на тряпки.

– Потерпи немного, сейчас я все перевяжу, сейчас…

«Для кого она это все говорит, – метнулось в сознании. – Для меня ли?.. нет, скорее себя успокаивает». В глазах потемнело. Вырваться из этой жуткой бесконечной подступившей вдруг темноты стоило усилий.

– Темные у них казармы, – проговорил Анри.

Голос прозвучал неузнаваемо. Так, наверное, говорят мертвецы.

– Молчи. – Жанна растормошила пропитанную кровью одежду на груди. Глаза ее расширились, она заметно содрогнулась.

Анри хотел усмехнуться, но не вышло. Грудь горела, а сверху снова подкатила тяжелая темнота. Француз прикрыл глаза. Сквозь темноту и шум в ушах слышался топот и крики.

Потом откуда-то со стороны донеслись выстрелы, и совсем рядом коротко огрызнулся очередью автомат.

Он поднял отяжелевшие веки, отгоняя темноту. Жанна, держа автомат на коленях, сидела рядом с ним на корточках и возилась с импровизированными бинтами.

– Беги, – тихо произнес он. – Беги, ты еще успеешь.

– Зачем?

– Родишь сына, назовешь Анри, – горло стянул спазм, и он замолчал, собираясь с силами.

– Хочешь меня одну с ребенком оставить, – сквозь слезы улыбнулась Жанна. – Все мужики такие. Сперва в постель, а потом в кусты. Нет уж, вместе будем сына растить. И потом, ты же дочку хотел.

– Хотел, – мертво отозвался Анри.