Мама

— А Библия, кстати, тоже не оригинальна. В Библии бог говорит око за око, зуб за зуб, призывает мстить, значит. А в евангелие этот же бог, разделившись на три части, говорит одной из частей о непротивлении. Получил по щеке, подставь другую. И таких примеров отыскать можно массу. Все потому, что Священные Писания пишутся не богами, а людьми. Причем детьми своего времени. Что принято считать моральным, то угодно богу. И наоборот.

Эл сидела, слушала, кивала. Потом вдруг хихикнула. Раз, другой, принялась заливаться в голос. Даже Вася поглядел с удивлением.

— О чем мы говорим, — сквозь смех пробормотала она. — Подумай, мы заперты, ничего хорошего ждать не приходится, даже если нас отопрут. Скорее всего, мы уже покойники. И о чем мы говорим? О морали!

Она вновь принялась заливаться. Вася встал, положил гитару, подошел ближе и осторожно погладил девушку по волосам.

— Спой мне, — всхлипнула Эл. — Спой мне что-то хорошее. Прошу тебя, умоляю. Или я тоже сойду с ума.

Вася вернулся на край дивана, взял гитару и тихо тронул струны.

— Только, пожалуйста, пусть это будет хорошая песня. Добрая, — попросила она.

Бард по своему обыкновению косо поглядел на нее, коротко кивнул, как клюнул, и запел.

11

Он был стремителен. Каждое движение четко, никакой лишней суеты. Может, только чуть резковат в жестикуляции. Значит, нервничает, думала Юлия, или зол. Впрочем, возможно и то и другое.

Когда вошли в кабинет, он по-хозяйски плюхнулся в кресло. В ее кабинете в ее кресло. А она осталась стоять перед ним. Как провинившаяся девчонка перед директором школы. Сейчас начнет отчитывать за яркий макияж, или за то, что курила за углом, или выдаст что-то вроде «школа — это храм знаний, а вы здесь непотребство устраиваете. Неужели другого места для поцелуев не нашли?»

Однако ничего такого директорским голосом Слава не сказал, просто кивнул на соседнее кресло, приглашая сесть.

— Зачем вы их заперли? — обращаться к нему на «ты» она посчитала уже неуместным.

— Чтоб не мешались, — откликнулся Вячеслав. — Помогать они отказались, так пусть под ногами не вертятся.

— А эта девочка?

— Эл? Ей лучше сидеть взаперти в неведении, чем вникать во всю эту грязь. Как бы ни смешно это звучало, но проститутка эта значительно чище, наивнее и невиннее, чем любой из нас. Она не знает жизни, знает только ту ее часть, которая касается ее работы. А эти знания сейчас не нужны.

Юлия поерзала на стуле. Он вдруг уставился на нее и под этим взглядом «сумасшедшая баба» чувствовала себя неуютно. Словно ее раздели донага и, не успокоившись на этом, стали просвечивать каким-нибудь рентгеном, влезая в совсем уже потаенные уголки души и тела.

— Что же вам нужно?

— Ты, — коротко ответил Вячеслав.

— В каком это смысле? — Юлия внутренне напряглась.

Он поглядел на нее, усмехнулся:

— Не в этом. В этом смысле тебя француз хотел, но его больше нет. А мне нужна помощь. Мне нужен человек, на которого я могу положиться. Кроме тебя, таких не осталось.

— А меня вы так хорошо знаете, что готовы довериться?

Слава уставился на нее, задумчиво провел ладонью по щеке, потеребил подбородок.

— Тебя я знаю. Кроме того, я знаю, что ты умеешь терпеть. Если терпела бездействие бывшего, то перетерпишь и мои действия.

Похоже, он для себя уже все решил. А если взять да и порушить его грандиозные планы?

— А если я откажусь?

— Тогда, — он жестко улыбнулся, так могла бы улыбаться пиранья, если бы умела, — тогда я запру тебя так же, как и этих. Это в лучшем для тебя случае. В конце концов, я справлюсь и сам, мне сдали в руки все ниточки от всех марионеточек. И уж я их не выпущу. Правда, без твоей помощи ниточки эти скорее перепутаются, но это поправимо. Так что?

Юля задумалась. Неизвестно, как он, а она с самого начала знала, что согласится. И с самого начала знала, что потребует взамен. Да, именно за личную свободу она сделает все, что его душе угодно. Нет, она не продается, просто требует что-то для себя. А помогать ему придется так и так, потому что поддержать его — это единственный реальный выход из ситуации. Потому как то, что было, уже не воротишь, а строить новое… единственный, кто может куда-то сдвинуть чашу этих безумных весов — этот жестокий, решительный, потерявший все человек. Другим не хватает этой решительности и есть за что цепляться. А этому терять нечего, потому о себе он будет думать в последнюю очередь.

И она будет думать о себе не в первую очередь, но во вторую, поэтому потребует за свое участие… а если он откажет?

Время шло, Юлия молчала. Он ждал, наконец не выдержал, забарабанил пальцами по столу.

— Я помогу, — ответила Юлия на грани слуха. — Только при одном условии.

— Каком?

— После вы отпустите меня. Как только я стану не нужна… вернее, как только сможете обойтись без моей помощи, вы отпустите меня. Насовсем.

Слава поглядел на нее все тем же рентгеноподобным взглядом. Но она выдержала, не шелохнулась и глаз не отвела, хоть и хотелось очень.

— Принято, — согласился Слава.