Мама. 48 откровенных историй, рассказанных взрослыми о своих мамах

Мы прожили вместе восемь лет. Многое тогда было новым и очень странным для меня. Например, вкусная еда, разговоры по душам, обсуждение книг, поездки в парки и активный отдых. Вообще веселье.

Мне до одури хотелось быть похожей на нее. Да и сейчас хочется.

Хочется брать от жизни все, в какую жопу меня бы ни закинуло. Улыбаться, махать рукой и говорить: «Все пройдет».

Готовить вкусно, с душой. Говорить страстно и то, что думаешь. Спонтанно уезжать на море. Собирать дома друзей и гулять до поздней ночи по городу.

Любить жизнь. И просто Любить.

Для меня, взрослой женщины, моя мачеха кажется почти святой. Сейчас мне столько же лет, как было ей, когда мы стали жить вместе. Теперь я понимаю… нюансы нашего знакомства. И безумно благодарна Ане за то, что она отнеслась ко мне, не как к «прицепу», а подружилась со мной, что дала мне опыт любви и привязанности. Дала мне пример человеческого отношения пусть даже к неродному ребенку. Я чувствовала себя роднее ей, чем родителям.

Пару раз в разговоре я случайно называла ее мамой. И мы обе смущались. Нюансы, сами понимаете.

Я стала врачом, потому что именно Анины больничные истории меня захватывали больше всего на свете. Мне хотелось той жизни, которую она вела. Пусть и с некоторыми нюансами. Да и она всегда поддерживала во мне стремления к медицине, с удовольствием делилась всем, что знала сама и умела. Думаю, если бы она с таким же воодушевлением рассказывала про работу кондуктором, я пошла бы проверять билеты и считала себя кондукторшей от бога.

Когда мне становится очень тяжело, я просто вспоминаю ее улыбку. И благодарю небо, что моим родителям хватило ума развестись, а мачехе – глупости связаться с моим папочкой.

Когда она собиралась уйти от него, мы сидели вместе на темной кухне и плакали. Мне безумно хотелось вцепиться в нее и не отпускать эту замечательную женщину. Чтобы она осталась, и нам было хорошо. Но еще больше я хотела, чтобы Аня была счастлива. Поэтому я плакала и уговаривала ее уйти. Она не заслуживала страдать от того, как относился к ней отец. Не уверена, что она меня правильно поняла в тот момент. Может, считала, что я так поступаю из ревности или что-то в таком духе. А еще я понимала, что она точно не позовет меня с собой. Все-таки я не ее дочь. Такой вот нюанс.

Сейчас мы мало общаемся. Живем на разных концах города, изредка созваниваемся, еще реже видимся. У меня своя семья, своя жизнь. У Ани – своя.

Греческие аэды не сложили бы о ней песен, как о многомудрой жене, но воспели бы, как богиню. И я пишу не о мудрости, а о любви к жизни, о бесстрашии, о горении и воспламенении всего вокруг. Когда у меня получается хоть на искорку так же, как у нее, я собой горжусь.

А весной, когда в парках зажгутся огоньки жёлтых цветков, я наклонюсь к одному из них и поглажу листик с нижней стороны. Для меня именно она соответствует мачехе.

4

Ксения Ворон

Моя мама родила меня, когда ей было 40.

Один этап ее жизни закончился и начался другой. Думаю, что я – это один из ключевых перевалочных пунктов этих перемен.

Чтобы понять причину маминых поступков, её характера и судьбы, нужно немного рассказать о ней. Конечно, в том свете, как понимаю и чувствую это я.

Мама родилась в послевоенные годы, отношения с её мамой у неё были сложные, поэтому много того, что говорила и делала её мама, моя мама делала со мной позже.

Моя бабушка умерла достаточно рано и мучительно, в 45 лет от остеосаркомы, так и не успев защитить докторскую диссертацию по хирургии. Маме было 15 лет, её младшей сестре 10.

С ними осталась бабушка, которая их поднимала и очень сильно любила.

Боль, связанную со сложными отношениями со своей мамой и её уходом, моя мама несет всю жизнь.

40% от того, какая я сейчас, что я думаю, чувствую и какие принимаю решения – это влияние моей мамы, её воспитания, слов и наших очень непростых взаимоотношений до моих 23 лет.

В моем детстве я помню маму постоянно уставшей, за что я на неё обижалась. Мама каждый вечер засыпала, когда читала мне сказку, и я помню, как сильно меня это злило и раздражало.

Мне всё время не хватало внимания и проведенных со мной часов, хотелось поиграть с мамой или порисовать. Поделать что-то вместе.

Безраздельно моей мама была тогда, когда мы ходили туда, куда, как ей казалось, нужно водить ребенка, чтобы он вырос образованным и толковым.

Поэтому это были всякие музеи, театры, опера, балет и планетарий. Оперу и музеи я ненавижу до сих пор.

Переломный момент наступил тогда, когда я пошла в школу, и начался кромешный ад и ужас.

Мне было сложно социализироваться, я не была самой умной и сообразительной, поэтому уроки делались до двух часов ночи с ором, подзатыльниками и моими слезами.

Как мама потом мне скажет после моих 25 лет, у неё были возрастные гормональные изменения и поэтому её так нещадно штормило.

Маленькую семилетнюю девочку штормило ещё больше.

Именно мама вырастит во мне концепцию «бьют по левой щеке, подставь правую», поэтому всю школу я буду отгребать от одноклассников и не уметь за себя постоять.