Мама. 48 откровенных историй, рассказанных взрослыми о своих мамах

Как бы мы ни не хотели, в детстве мы неосознанно копируем поведение наших родителей. Да и до сих пор я ловлю себя, что иногда разговариваю ненавистными для меня мамиными фразами. Чаще всего, когда злюсь и теряю над собой контроль.

Я была такой же застенчивой и тревожной, как моя мама. Как будто я извиняюсь за то, что живу, стою тут, занимаю место и дышу этим воздухом. Всё время хотелось сказать – извините, я не нарочно, я скоро исчезну. Иногда я так себя чувствую и сейчас.

Несмотря на все сложности наших с мамой отношений, я её очень любила и хотела заслужить её гордость за меня. Это мне почти никогда не удавалось, поэтому последней отчаянной попыткой это сделать стало поступление в медицинский университет. Мама хотела стать врачом, но не стала, поэтому я решила, что это подходящий вариант для того, чтобы поставить точку в риторическом вопросе «Ну почему все дети, как дети, а ты у меня…» и «Ну посмотри на Нику/Валю/Настю, вот они, а ты…».

Мама всегда боялась меня перехвалить. Её мама выбрала такую же тактику и ругая её думала, что критика это стимул к развитию и если перехвалишь, то ребёнок стараться не будет.

Но уже в детстве я переставала видеть подтверждение этой теории, когда дети, чьи родители возносили их до небес, старались ещё лучше и искренне любили себя.

Моя же самооценка падала всё ниже и стараться особо не хотелось. Смысл стараться, если всегда есть какие-то другие дети, которые лучше.

В тот момент я думала: Вот, у Юли богатые родители и всё ей покупают. Мне было завидно, конечно, но никогда не приходило в голову сказать в ответ: «Да, я не Юля, но ведь и вы Юлины родители».

Спорить было страшно. Потому, что это было бы или «ты как с матерью разговариваешь!» или пытка молчанием и игнорированием, а потом замордовывание «ты ничего мне сказать не хочешь?».

Мне хотелось, чтобы этот ужас поскорее закончился, и я извинялась, но мама шла дальше и говорила: «А за что ты извиняешься? Перечисли».

Мне кажется, я могу написать пособие – как сделать так, чтобы твой ребёнок тебя ненавидел. Вероятно, это одна из причин отсутствия у меня своих детей.

Мне не хочется, чтобы они мучились так же, как и я. А я, не проработав еще все свои травмы и больные места, пока хорошей мамой стать не смогу. Кто-то же должен разорвать этот порочный круг?

Это сейчас я понимаю, что проживая свою жизнь с позиции жертвы, кладя себя на алтарь и чувствуя себя жутко уязвимой, у неё не было другого варианта поведения.

Если стать жертвой – это череда определенных обстоятельств, то находиться там десятилетиями и не желать оттуда выбираться – это выбор. Конечно, страшно идти в свою боль, проживать её и пытаться с этим что-то сделать. И мне страшно. Да всем страшно! Только одни что-то делают, а другие находят миллион причин, почему нет. Не мне их судить.

Несмотря на всё вышенаписанное, я всегда могла рассказать маме о своих мыслях и переживаниях, обсуждала с ней какие-то вещи. До сих пор её точка зрения очень значима для меня.

Когда я «страдала» над сочинениями в школе и попадала в творческий тупик, я всегда приходила к маме на кухню, где она что-то готовила, читала ей вслух и спрашивала: как лучше? Так или эдак? А мама всегда внимательно меня выслушивала и давала дельные советы. Её филологическое образование очень мне помогало в такие моменты.

Лет до 20 я жутко комплексовала из-за возраста своих родителей. Если их работа неловкости и стыда вызывала у меня меньше, то возраст 40+ был для меня катастрофой.

Иногда меня спрашивали: «А ты с бабушкой пришла, да?»

Мама всегда выглядела очень уставшей и измученной, практически не следила за собой и я очень сильно не хотела, чтобы она забирала меня со школы.

У других детей родители были повеселее, помоложе, поактивнее. Мои были 90% времени хмурыми (кроме застолий и праздников), практически всегда занятыми и всегда уставшими. И я помню, как чувствовала постоянную неловкость за это.

Сейчас я понимаю, что если подожду с деторождением еще лет 5-7, то у моих потенциальных детей будут такие же эмоции, скорее всего. И это меня расстраивает.

В подростковый период мы постоянно ругались с мамой. Ей казалось, что я не так разговариваю, что я специально не учу алгебру и химию и всё в таком духе.

В подростковый период единственное, чего мне хотелось, это умереть. Ну или исчезнуть куда-то. Я ощущала себя тотально непонятой и очень одинокой.

После того, как в 18 лет моя жизнь рухнула в первый раз, мы с мамой очень сблизились.

Практически безвылазно я провела полгода в своей комнате, постоянно плакала и не понимала, как мне жить дальше. Всё это время мама была рядом, поддерживала, и её сердце как-то смягчилось по отношению ко мне.

Я помню себя ночью с ножом в руках и единственное, что меня остановило, была мысль, что мама проснется и увидит картину меня мертвой в луже крови. Мне тогда стало её жаль, я подумала, что это её сильно расстроит.

Время шло, а сепарация всё не происходила.