Мама

Двери интерната окрылись, и из них высыпала целая толпа мальчишек и девчонок от пяти до десяти лет. Эта галдящая ватага тут же взяла меня в плотное кольцо.

— Ви, привет!

— Мама, наконец-то ты приехала!

— Тебя целых три недели не было! Мы скучали!

Они смеялись, что-то наперебой говорили. Некоторые, как маленький Люк, бросились обниматься, и, рискуя опрокинуть на землю, повисли на мне словно обезьянки.

— Эй, Ви, как дела? Круто, что ты приехала!

Я подняла голову — из окон третьего этажа высунулись еще с десяток человек. Стараясь сохранить серьезность, они просто махали мне руками. Ну, конечно, им, взрослым 13-15-летним людям несолидно кидаться гостье на шею, объятия — это удел малолеток.

— Спускайтесь вниз! — крикнула я «солидным» подросткам. — Мы привезли подарки!

Краем глаза я увидела, что из здания интерната выбежали его директор госпожа Дана Вильс и две воспитательницы. Все три пожилые женщины бежали, прихрамывая, тщетно пытаясь догнать своих быстроногих питомцев.

— А ну-ка отпустите госпожу Хозер, обезьяны! — беззлобно прикрикнула на детей госпожа Вильс. — Вы же ее сейчас уроните и раздавите! Вас много, а она одна, — а потом мне, — Вифания, милая, что же вы не сообщили, что приедете? Мы бы подготовились, пирогов побольше напекли!

— Пироги мы привезли с собой, — улыбнулась я, не выпуская из рук Люка и других повисших на мне малышей. — Простите, что не предупредила. Совсем замоталась.

— Мам, а кто этот дядя? — вдруг спросил Люк, указывая на молча взирающего на нас Хозера.

Остальные, как по команде, тоже повернули к нему свои любопытные мордашки.

— Это очень хороший и добрый дядя, — ответила я. — Его зовут Дерек. Он привез вам много полезных и красивых подарков.

— Он как дядя Дир и дядя Лео? — уточнила обнимающая меня за ногу восьмилетняя кудрявая Мия.

— Вроде того, — кивнула я.

После этого часть шумной толпы отделилась от меня и побежала знакомиться с Хозером. — Дядя, а ты с мамой приехал, да?

— А что у тебя в пакетах?

— А ты будешь с нами играть?

Дерек, поначалу явно растерявшийся от такой бурной встречи, быстро сориентировался, протянул детям мешки с игрушками и уже хотел что-то ответить, но тут бдительные педагоги, предложили с улицы переместиться в помещение, и там уже разобрать подарки и спокойно пообщаться.

Внутри интернат выглядел гораздо симпатичнее, чем снаружи — полы были выстелены новым линолеумом, стены оклеены весёлыми обоями, а потолки — плиткой, простенькой, но аккуратной.

— Неделю назад закончили косметический ремонт, — сказала мне Дана Вильс, заметив, как внимательно я смотрю по сторонам. — Теперь у нас стало гораздо уютнее.

— А окна? — уточнила я.

— В детских спальнях заменили все. Вчера поставили последнее. Теперь на очереди игровые комнаты и учебные классы.

— Деньги есть?

— Есть, — улыбнулась директор. — Не на все, конечно, но на замену самых ветхих хватит.

— Мы привезли немного одежды и канцтоваров, — сказала я.

— Очень хорошо, — обрадовалась госпожа Вильс. — На этих пострелятах все огнем горит, только успеваем штопать и перешивать. И тетрадки очень нужны, ведь учебный год еще не закончился. Спасибо, Вифания.

— Было бы за что, — улыбнулась я.

Нас привели в общую гостиную, где ребятня тут же приступила к разбору игрушек. Нас же с Дереком взял в оборот завхоз — тощий серьезный старик, которому мы торжественно передали пакеты с вещами и коробки с канцтоварами.

— Ты часто здесь бываешь? — поинтересовался Хозер, когда мы, наконец, присели на один из стоявших в комнате диванов.

— Один-два раза в месяц, когда выдается более-менее свободный день. Мой отдел шефствует над этим интернатом.

— А почему малыши называют тебя мамой?

— Ты, видимо, редко бывал в детских домах, — усмехнулась я. — Ребята, которые живут в таких учреждениях, мамами и папами называют всех, кто хорошо к ним относится: воспитателей, техперсонал, гостей…Потом, правда, вырастают и начинают звать по имени.

— Знаешь, мне казалось, что в Зариноре принято уделять детдомам много внимания. А здесь все так…бедно. Дети ходят в старых шитых-перешитых вещах, мебель древняя, фасад у здания облупленный…

— Видишь ли, Дерек, — медленно начала я, — в Риве находятся три интерната. И, поверь, в двух других обстановка гораздо лучше, чем здесь. Наш муниципалитет предпочитает делать вид, что ребят из Святой Лары просто не существует.

— Почему?

— Потому что тут содержится особая категория детей. Это так называемые отбросы общества. Беспризорники, бродяжки, дети наркоманов, убийц, грабителей. Те, что в свои восемь-десять лет видели больше грязи, чем мы с тобой. В этом интернате присматривают за ребятами, которые не прижились в других детских домах и считаются трудными.

— Но они выглядят, как совершенно обычные дети, — заметил Дерек, кивая на мальчиков и девочек, с восторгом показывающих друг другу кукол и пушистых мишек.