Мама для чужого наследника

– Ну этот твой, как его? Герман Львович? – безошибочно вспоминает мама. Удивительно. До этого она и фамилию постоянно коверкала, а тут имя верно запомнила. – Мы все допускаем ошибки, вот и у него что-то пошло не так. Но видишь, одумался! А ребеночек-то его, родной. Мы ему его сберегли, он нас отблагодарил. Я понимаю, что тебе тяжело, я тоже к Илюше душой прикипела, но что поделать? Судьба такая. Не наш он. Да и ему там явно лучше будет, – тараторит мама. – Я боюсь, что вас обоих потеряю из-за твоего упрямства. Я ж не выдержу. Здоровье не то, да и ты у меня одна. А тут…

Она и раньше намекала на подобное, но последние несколько дней начала практически давить. Жалостью, уговорами, фактами.

Ей тяжело. Она уже смирилась. И даже мысленно отказалась от внука. А я так и не смогла.

– Мам, мы тебя не бросили. И скоро вернемся домой. Я решу этот вопрос.

У меня нет сил спорить. Ни сил, ни желания. Но проведать ее действительно надо.

Да и поговорить, наконец, на животрепещущую тему с Кравицким. Постоянно так продолжаться не может.

Поэтому, когда после обеда я неожиданно сталкиваюсь на лестнице нос к носу с Германом, тут же хватаюсь за эту возможность.

– Привет! Не думала, что ты в такое время бываешь дома.

– А я как раз к тебе, – улыбается он открыто.

От его улыбки захватывает дух. Я теряю весь боевой настрой, с которым собиралась полдня.

И синие глаза светятся каким-то азартом.

– Я тоже хотела поговорить.

– Вы обедали? – нетерпеливо перебивает он.

– Да, недавно.

– Отлично. Собирайся, в дороге поговорим. Жду вас с Ильей в машине, – коротко бросает и разворачивается спиной.

Он явно торопится, но настроение у него хорошее. Это и радует, и пугает одновременно.

Я зависаю на секунду, а после бросаюсь вдогонку:

– Подожди! – Ловлю его за плечо.

Это первый раз, когда я позволяю себе настолько переступить черту и коснуться его по собственной инициативе. Герман останавливается.

– Слушаю? – оборачивается он.

Со странным сожалением провожая взглядом мою ладонь, которую я тут же прячу за спину.

– Куда мы едем? – От волнения у меня садится голос.

А если это то, о чем я думаю? Карантин у сына закончился, и Кравицкий вполне мог заняться оформлением документов, подготовкой процесса отказа от родительских прав.

– Это сюрприз. Я надеюсь, тебе понравится, – спокойно отвечает он. Видимо, эмоции выдают меня, поэтому мужчина качает головой и добавляет: – Не переживай, это просто приятная прогулка. Ничего особенного.

– Илья заснул недавно.

– Точно! Забыл совсем про дневной сон. Ну что ж, так даже лучше! Быстрее управимся. Предупреди домработницу, чтобы присмотрела на всякий случай.

Герман стоит еще несколько секунд, готовый в любой момент развеять мои страхи.

– Хорошо. Мы ненадолго?

– Думаю, управимся за час. Все? Тогда жду внизу.

Он уходит, а я быстрым шагом поднимаюсь в детскую спальню. Проверяю Илюшу, переодеваюсь в легкий бежевый сарафан, собираю волосы в высокий хвост. Макияжем не заморачиваюсь – это все-таки не свидание. Только слегка наношу на губы розовую гигиеническую помаду и спешу к машине.

Герман ждет рядом с авто. По привычке иду к задней пассажирской двери, но Кравицкий опережает, галантно открывая переднюю дверь.

– Спасибо, – бормочу благодарно и быстро ныряю в салон.

Возможно, я преувеличиваю, возможно, мне просто кажется и это банальная вежливость, но меня не покидает чувство, будто Герман пытается сблизиться. Все это вроде бы ничего не значащие мелочи, но именно они раз за разом рушат мою броню.

– Ты, кажется, хотела о чем-то поговорить? – напоминает он, когда автомобиль трогается с места.

– Да, хотела.

– Я слушаю, – не отвлекаясь от дороги, реагирует мужчина.

Я стараюсь не смотреть на него. Он слишком близко. В ноздри забивается аромат мужских духов и его даже не перебивает запах сосновой смолы, витающий в воздухе.

Отворачиваюсь к окну. Мимо проносятся вековые стволы хвойных деревьев вперемешку с молодой порослью березы, густые кустарники. В глазах рябит от всевозможных оттенков зеленого.

– Я хочу вернуться домой. С Ильей, – собираю волю в кулак и заявляю твердо. – Я не откажусь от своего ребенка. Можете угрожать, пугать расправой, можете даже действовать. Мне уже все равно. Я устала накручивать сама себя. Я. Не. Могу. Просто не могу бросить своего ребенка. Пусть даже и уверена, что за ним будет достойный присмотр.

На некоторое время в машине повисает пауза. Герман молчит, обдумывая услышанное, а у меня в горле встает колючий ком.

– Тебе или Илье здесь плохо? – все-таки нарушает молчание он.