Мама для чужого наследника

Не хочу, чтобы нас услышали окружающие. А вот Кравицкий, похоже, никого не стесняется. Он подходит вплотную, обхватывает ладонями мое лицо и вынуждает смотреть на него.

– Это потому, что я хочу видеть тебя своей женой, матерью, любимой женщиной.

– Любимой? – выхватываю главное.

– Любимой, – выдыхает мне почти в губы.

Сердце делает кувырок и радостно бьется в груди. Тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Любимой…

На глазах снова наворачиваются слезы, только в этот раз от радости, от нахлынувшего счастья. Я ведь уже напридумывала себе бог весть что.

– Почему ты молчал?

– Я не хотел торопить события. Думал, разгребу проблемы – и тогда уже решим с тобой все.

Я глупо улыбаюсь. Радость распирает изнутри так, что хочется кричать во весь голос. Боюсь только, окружающие не поймут.

– Мы берем кольцо, – громко оповещает Герман продавцов. – Пока такое. Недорогое. Чуть позже к свадьбе купим тебе достойное.

– Недорогое? – расширяю глаза от шока. – Ты серьезно? Да за его цену можно квартиру купить, наверное. Однокомнатную так точно!

– К этому колечку есть сережки. Посмотрите? – профессионально чувствуя клиента, щебечет консультант.

– М-м? Красивые. И их положите.

– Не надо! – пытаюсь остановить продавца.

Та замирает и вопросительно смотрит на Германа.

– Не слушайте ее, кладите. Я все равно думал купить что-нибудь милое для этих ушек.

«– Ты принципиально не носишь украшения? Или просто именно при мне не надеваешь?

– Просто не было повода.

– Судя по твоим ушкам – его давно нет».

Кравицкий делает знак, чтобы выбранный комплект упаковали, и идет к кассе. Расплачивается банковской картой, пока я прикидываю, куда смогу надеть его. Целое состояние! Боже…

Правда, спустя секунду приходит понимание, что я по-прежнему мыслю в реалиях моей прошлой жизни, а она осталась позади.

У Германа другой статус. И доходы. И отношение к вещам.

– А тепель за кисой? – дергает отца стоявший до этого смирно Илья, обращая на себя внимание.

– А-а… если мама разрешит, – теряется Герман, взглядом спрашивая меня.

Я знала, что рано или поздно придется завести кота. Не то чтобы я была противницей кошачьих, но держать животное в небольшой комнатушке общежития – издевательство. Как для нас, так и для пушистого четвероногого. Но в большом доме, где рядом огромная огороженная территория сада, – почему нет?

– А я что? Я не против. Но, наверное, не сегодня.

– Седня! Седня! – канючит сынишка.

– Ну, раз сегодня день исполнения желаний, то…

– Седня?

– Сегодня! – уверенно кивает Герман. – Чтобы уж точно все были счастливы.

Глава 23

– Мам, оставь эти стулья здесь. Там все новое и они будут лишними, – злюсь, когда она тянет ко входу старую мебель. – Только личные вещи и мелочь, типа столовых приборов. Остальное там все есть!

Про подаренную мне квартиру я благополучно забыла. Почему-то решила, что раз сказала, что отказываюсь от нее, то этого достаточно. Да и после нашей экскурсии в новостройку пошли самые нервотрепные дни, и у меня сей факт просто выпал из памяти.

А когда мама напомнила, оказалось там не только бумаги, там все готово к проживанию. Герман полностью мебелировал квартиру. Даже о постельных принадлежностях позаботился.

Он же и убедил, что если мне не надо, то о маме позаботиться стоит. К тому же, теперь мы сможем приезжать и гостить у нее не пару часов, а несколько дней. В общежитии подобное удовольствие было под большим вопросом.

Да и спорить мне уже перехотелось. После известия о беременности меня будто до краев наполнили счастьем. Я радовалась каждому мгновению, каждому дню, каждой мелочи. И омрачать это состояние ненужными ссорами не было необходимости.

– Ну а как же? – квохчет мама, вцепляясь в свои сокровища в виде потертых стульев времен моего детства. – А если гости придут? А шторы повесить понадобится? На лоджию поставить? Там новые жалко будет оставлять.

– Лоджия застеклена, мам. И там сделана специальная зона отдыха, – прижимаюсь к стене, пропуская в комнату грузчика, который хватает две большие сумки маминого добра и тянет на улицу, в машину.

Я предупредила Германа, что поеду помогать родительнице. Не таскать тяжести, – клятвенно обещала, что не прикоснусь даже к дамской сумочке, – а просто проконтролировать, чтобы мама не везла в новое жилье всякий хлам.

– Я их спрячу в кладовой. Нечего добро выбрасывать! – упирается она.

– Да никто не просит тебя ничего выбрасывать. Оставь здесь. Вот тут они точно пригодятся.

– Ага, как же! Растащат!

– Мам, до этого никто ни у кого здесь ничего не тащил, а теперь вдруг эта рухлядь кому-нибудь понадобится? Не смеши, – начинаю терять терпение.

Все-таки от старых привычек сложно избавиться. И чую, не в этот раз так в другой она обязательно заберет эти стулья. И стол. И электрическую плитку. И кучу остального ненужного хлама.

Здесь он был актуален. А в той квартире его действительно разве что в кладовую запихнуть.

Я прохожу еще раз по родным пенатам, в которых прожила последние полтора года. Непростых, тревожных, но счастливых восемнадцать месяцев.