Мама для Его дочери

— Даже не вздумай пытаться сбежать. Я тебя теперь хоть где откопаю. Все с землей сровняю, но найду, — отрывает меня от шкафа и в этот момент в прихожую входит Полиночка.

— Папа… — видит отца, а потом и меня. — Устина! Ты не ушла?! Ура! — девочка подбегает ко мне и обнимает за пояс. Я провожу ладонью по голове девочки. — Я знала!

— Устина не могла вот так просто уйти. Ты ей очень понравилась, — пояснил Мирослав дочери.

— Ты мне тоже понравилась! Папа, Устина останется, да?! Надолго?!

— На сегодня точно останется.

Я смотрю на Мирослава и качаю головой из стороны в сторону, показывая ему, что ни черта такого не будет, а он одним лишь взглядом предупреждает меня, чтобы я даже не дергалась.

Даже если я и выскочу на улицу, далеко ли я по снегу убегу?…

И где гарантии, что Дашка не слила мои контакты?..

— А давайте собирать мозаику?! У меня есть очень красивая! Новогодняя! Там персонажи из мультфильмов. И снеговик! Пособираем у елки?! — девочка мечется взглядом. То на меня посмотрит, то на отца.

— Сбегай за ней наверх, Поль, — отправляет дочь, которую как ветром сдувает. Как же красиво развиваются ее золотые волосы.

— Что ты еще придумал? Зачем ты даешь надежду Полине, что я могу остаться? Я только ее успокоила и убедила, что мне нужно уезжать.

— Меня ты ни черта не успокоила и не убедила.

— Очень смешно, Мирослав, — шиплю. — Ты не маленький, и так все понимаешь. Помоги мне добраться до центра. Там я дальше сама.

— Может тебя сразу в квартиру отвезти? К муженьку?.. — сильно кривится в лице Мирослав.

Смерил меня таким взглядом, что я почувствовала себя ничтожеством. Он презирал меня за мой выбор. Даже, думаю, ненавидел.

— Хватит, Мирослав! Не веди себя так, будто это ты мой муж и я от тебя ухожу к кому-то там. Я тебя… не предавала. Все просто… просто так получилось, — тяну руку к висящему пальто, снимаю его с крючка, но Мирослав тут же вырывает его у меня из рук.

— Я сказал, ты никуда не пойдешь, не поедешь, не полетишь, и не поползешь!

— Не имеешь права!

— Да плевать мне. Я пока не пойму…

— Я убила нашего ребенка! — выкрикнула болезненную правду, вывернув свою душу наизнанку. — Шесть лет назад! Я… я хотела избавиться от тебя и от всего, что с тобой связано. Я сделала аборт! Мой муж ненавидит меня за то, что у меня теперь не может быть от него детей! Из-за аборта! Вот она правда! Можешь теперь сидеть и переваривать эту правду! Я не хочу… — зажмуряюсь, захлебываясь собственными слезами, меня трясет, — не хочу тебя больше видеть. Мне больно… Пожалуйста, отпусти меня… — накрываю лицо ладонями.

Глава 15. Холод.

Я рыдала так громко, что даже говори он сейчас что-нибудь, я бы не услышала сквозь всхлипы. Мне нужно было прекратить. Меня может услышать Полина. Нельзя травмировать девочку.

Отрываю ладони от лица, но продолжаю всхлипывать и трястись. Само собой выходит. Не могу остановиться.

Сложнее всего было сейчас поднять на него взгляд. Я до жути боялась увидеть выражение его лица. Но оттягивать уже было некуда. Он наблюдает мой приступ уже минуту.

Смотрю на него, и цепенею.

Сверляще ледяной взгляд Мирослава бил мне прямо в лицо. Прошибал. Был виден и шок. Все, кажется, еще хуже, чем я могла себе представить. Он не просто меня возненавидел. Он проклясть меня готов одним лишь этим взглядом.

— Отпусти меня…

— Замолчи, — сразу обрывает Мирослав ледяным голосом.

Затем резко подступает ко мне. Я закрылась руками и пискнула. Думала, ударит. А он за курткой своей потянулся. Надел ее на себя рывком и вышел на улицу. Так дверью хлопнул, что я подскочила.

Заскулив, я опустилась на колени и вновь разрыдалась. Еще громче прежнего.

Зачем… зачем я сказала ему?..

Я должна была молчать! Оставить это в себе. Не причинять ему эту боль, которую все эти годы не могла заглушить в себе. Теперь, видя каким стал Мирослав, мне не трудно представить, какую боль он испытал. Он бы точно не отказался от своего ребенка, не поступи я так и не испугайся отца. Теперь я это знаю точно.

А больнее всего то, что я в миг стала для него никем. Еще несколько минут назад он хотел все вернуть, а теперь…

Но даже решись я развестись с мужем и вернуться к нему, я бы не смогла быть с ним и жить с этой правдой. Это и так долгие годы меня съедало, а будучи при нем с этой скрытой правдой — убило бы. Так что, все правильно я сделала. Он должен знать все о той, о которой питал иллюзии.

— Устина…

В прихожую вбежала Полина и застала меня такой. Боже, нет… Что же я делаю.

— Полина! — отрываю ладони от лица и спешу встать на ноги. — Ты… ты принесла мозаику?

— Да. Она рядом с елкой лежит. А почему ты плачешь? У тебя черное вокруг глаз…

— Правда? — резко поворачиваюсь к зеркалу. — Ой… — рукавом платья как попало вытираю черные разводы у глаз.

— Папа ругался на тебя? Поэтому ты плачешь?..

— Нет, милая, — поворачиваюсь к девочке. — Папа не ругался. Совсем не ругался. Мы просто разговаривали.

— Но ты плачешь… Почему? — искренне переживает девочка. — И где сейчас папа?

— Он вышел свежим воздухом подышать. Пойдем… пойдем начнем собирать мозаику без него, хорошо? Пойдем?..