Мама для Совенка 2 (СИ)

— Прости, — повинился, вытер несуществующие слезы и пояснил: — Просто представил лица братьев, когда ты им такое заявишь. Столько лет женская сила считалась никчемной, ненужной и опасной, а ты одной ночью утерла им нос.

Посерьезнел, кивнул на живот.

— Это они, да? — спросил.

— Не знаю я, — занервничала Юля. Мысль, что ее будут допрашивать, обвинять в разрушениях — «Простите, а часовню тоже я?», — стылым облаком спустилась в желудок, и срочно захотелось ее запить. Исключительно для храбрости. Кайлес поощрительно улыбнулся.

— Юля!

Она как раз показывала размеры поднятого острова, а потому излишне резко повернулась на г?евный оклик Четвертого. Пол выскользнул из-под ног, голова закружилась. Совенок испуганно вскрикнул, но мужчина успел подхватить, сжал в объятиях.

Юля подняла взгляд на разгневанное лицо любимого. Рука сама потянулась разгладить сведенные брови. Пройтись по сжатым губам.

Фильярг дернулся. Попытался сопротивляться ласке, но сдался. Лицо расслабилось, на губах мелькнула тень улыбки, а вот голос был злым:

— Напоил зачем?

— Исключительно с терапевтической точки зрения. У девочки был стресс.

— Стресс будет у тебя. Дай только закончить с делами, — рыкнул Четвертый.

Поставил Юлю на ноги, отодвинул, оглядел черное кружевное платье, в пол, с открытыми плечами, корсетом, обтягивающим силуэтом и крупными воланами, расходящимися от бедра.

— Это ты называешь приличным платьем? — возмутился.

Кайлес флегматично пожал плечами.

— Лучше, чем то, что на ней было.

Четвертый опасно прищурился, и Юля, ощутив, как сгустился воздух, прижалась сладкой кошкой. И ее обняли, отвлекаясь от вечно нарывающегося кузена. А тот поднялся, снял со спинки дивана черную меховую накидку, подошел и, не обращая внимания на потемневшее от ярости лицо брата, накинул девушке на плечи.

Развернул.

— Не позволяй себя менять, драгоценная, — прошептал. Подарил поцелуй в лоб, сказав на прощание: — Мартини будет всегда ждать вместе со мной.

Юля шла за Четвертым и улыбалась. Виной тому был, конечно, алкоголь, а не притиснувший к себе Фильярг и опалившее щеку его горячее дыхание:

— Как я соскучился.

Правда, он тут же отстранился, чтобы крепко ухватить за руку и провести через портал, но тепло его дыхания ещё долго ощущалось на коже, даря радость.

Дворец встретил затишьем, какое бывает перед бурей. Совенок встревожился. Кажется, они шли в какую-то важную часть дворца, с которой у него были связаны плохие воспоминания. Юля потянулась через связь, успокоила. Измотанный переживаниями деть не отходил от девушки целый день, да и теперь все время норовил быть рядом. И она, ощущая вину, старалась быть внимательной к ребенку.

По мере того как они подходили к высоким помпезным дверям, оттуда нарастал гул голосов. Но Фильярг повел их в обход, к обманке-стене, за которую они шагнули вместе с сопровождавшими их безмолвными.

Огромный зал был заполнен туманом и светом. Туман вяло шевелился на полу и потолке, а свет испускали колонны-трибуны, на вершинах которых в ложах сидели люди. Сотня, не меньше. Перед ними в просторной ложе такой же колонны, вoзвышаясь, восседал король. За его спиной витязями поддержки стояли сыновья. Юля насчитала четверых.

Они с Фильяргом, незамеченные, остановились позади. Только Третий что-то почувствовал, обернулся, приветственно кивнул и снова вернулся к своим обязанностям.

— Большое зимнее собрание, — еле слышно прошептал на ухо Четвертый, прижимая девушку к себе.

Юля с любопытством крутила головой. У нее была куча догадок, зачем она здесь. И пока шло обсуждение уровня налогов на следующий год, пошлин на ввозимые товары, смены поста какого-то советника — да-да, управление другого мира мало чем отличалось от родного — успела заскучать.

Собравшиеся голoсовали колоннами. Да — синий, нет — красный. Желтый — вопрос к его величеству. Воздержавшихся не было — огонь, видимо, не терпел нейтралитета.

И все шло нормально ровно до вопроса:

— Ваше величество, до нас дошли слухи о пропаже госпожи ассары. Это правда?

Шестой напрягся, вцепляясь в Юлю, а вот Четвертый, наоборот, расслабился, словно только и ждал этого вопроса. Юля же занервничала.

— Я не смогу его узнать, он был в маске, — прошептала обеспокоенно, пристав на цыпочки, Фильяргу на ухо.

— Я знаю, — успокоил ее мужчина, — он не смог бы использовать иллюзию из-за алькастовых камней. Маска из нурлема — единственный вариант скрыть свое лицо. Знаешь, какой самый главный недостаток долгожительства?

Спросил и сам же ответил:

— Предсказуемость. Маску из нурлема надевали заговорщики восемьсот лет назад. И до сих пор надевают. Их не смущают остающиеся на лице следы нурлема, которые ничем не смыть. Не беспокоит, что их могут по ним отследить. Нурлем — символ беспристрастности. Отсутствия личной заинтересованности. Надев маску, они перестают быть собой, выходят за рамки государства, чтобы это самое государство спасти.