Мама и смысл жизни

Гудок проезжающей мимо машины привел Мерну в себя, и она поняла, что выписывает зигзаги на дороге. У Мерны колотилось сердце. Так нельзя, это опасно. Она выключила плейер и проехала несколько минут, оставшихся до выхода с шоссе. Свернула в боковую улочку, остановила машину, перемотала назад и стала слушать дальше:

…меня это унижает. Она вульгарна. Старательно уничтожает любой, даже самый слабый намек на сближение. Что бы я ни делал, ей все плохо. Она дергает меня за все ниточки — что-то в ней есть от моей матери. Каждый раз, как я спрашиваю ее про наши терапевтические отношения, она смотрит на меня так подозрительно, как будто я к ней клинья подбиваю. Правда, что ли? Я в себе копался — ни намека ни на что такое. А стал бы я, если бы она не была моей пациенткой? Она ничего — волосы хорошие, блестят… осанка красивая… отличная грудь, аж пуговицы трещат… это, конечно, большой плюс. Уж не пялюсь ли я во время сессии на ее грудь… наверное, все-таки нет — спасибо Алисе! Однажды, еще старшеклассником, я болтал с девочкой по имени Алиса, и понятия не имел, что пялюсь на ее сиськи, и тут она взяла меня за подбородок, подняла мое лицо вверх и сказала: «Алло-о! Я тут!» Я это навсегда запомнил. Эта Алиса оказала мне большую услугу.

У Мерны кисти рук слишком большие, это неприятно. Но мне нравится шорох ее колготок, когда она закидывает ногу на ногу — такой гладкий, сексуальный. Да, наверное, что-то все-таки тут есть сексуальное. Если б я с ней познакомился, когда еще был один, стал бы я за ней ухаживать? Да, наверно. Меня бы тянуло к ней физически до тех пор, пока она не открыла бы рот и не начала ныть или чего-нибудь требовать. Тогда мне захотелось бы немедленно убраться подальше. В ней нет никакой нежности, мягкости. Она слишком эгоцентрична, и вся из острых углов — локти, колени, в ней нет щедрости…

[Щелчок — кассета кончилась.]

Мерна как в тумане тронула машину и через несколько минут свернула направо на Сакраменто-стрит. До кабинета доктора Лэша оставалось два-три квартала. Мерна поняла, что дрожит, и удивилась. Что делать? Что ему сказать? Быстрей, быстрей — сейчас его чертовы часы начнут отсчитывать сто пятьдесят долларов.

Одно я точно знаю, сказала она себе, я не отдам ему кассету, как обычно. Я должна послушать это еще раз. Совру, скажу, что забыла ее дома. Перепишу на другую кассету, а эту верну в следующий раз. А может, просто сказать, что потеряла? Если ему не понравится — его проблема!

Чем больше Мерна думала, тем больше уверялась, что не скажет доктору про нечаянно подслушанную диктовку. Зачем отдавать козырную карту? Может, скажет — потом когда-нибудь. Или никогда. Он все же скотина! Мерна подъехала к кабинету доктора. Четыре часа. Настало время для разговоров.

— Мерна, заходи. — Эрнест всегда звал ее Мерной и на ты, а она его — «доктор Лэш», хотя он часто указывал ей на эту асимметрию и приглашал звать его по имени. В этот день он, как всегда, был в темно-синем блейзере и белой водолазке. У него что, другой одежды нет? — подумала Мерна. И эти поношенные туфли. Удобно одеваться — одно дело, неряшливо — совсем другое. Он вообще слыхал про такую вещь, как гуталин? А пиджак совсем не скрывает «велосипедную покрышку» вокруг талии. Если бы я с тобой играла в теннис, подумала Мерна, я бы тебя до смерти загоняла. Ты бы у меня пошевелил булками.

— Ничего страшного, — добродушно сказал он, когда Мерна призналась, что забыла кассету. — Принесешь на следующей неделе. Я пока новую вставлю.