Мама, я демона люблю!

Я лёг рядом, вытянувшись вдоль её бока. Как тогда, когда превращался в кота. Она ни разу не прогнала меня, даже если злилась. Всегда пускала: что спрашивать с кота? А я лежал рядом и вдыхал… Нет, дышал её запахом. Дышал ею: ветром, играющим осенними листьями, ровным, спокойным лунным сиянием, прорезавшим мрак, в котором я давно уже обосновался. Я обнял её сзади и зарылся лицом в волосы на затылке. Стиснул зубы, чтобы не застонать: все сокровища мира, всю магию и все блага. Всё бы отдал всё лишь за то, чтобы растянуть это мгновение!

Она дёрнулась, готовая проснуться. Времени больше не осталось.

Я коснулся губами её виска, задержавшись чуть дольше, чем необходимо. Быть может, надеялся, что она откроет круглые серые глаза, глаза, которые, подобно прохладному источнику, спасали меня от терзающего каждое мгновение пламени.

Если она попросит ещё раз, я останусь. Не смогу сделать то, что задумал. Хоть и притворялся, но на деле никогда не умел ей перечить. И обязанности фамильяра здесь не при чём. Хорошо, что Триста этого не знает.

Пересохшее горло схватил спазм. Я всё-таки поднялся. У порога остановился, развернулся, стащил кожаную куртку, ощущая, будто сдираю кожу, по-воровски сунул в самый низ шкафа, прикрыв ворохом юбок.

И отправился умирать.

Они ждали. Они всегда ждут. Любят затаиться в темноте, следя голодными глазами, двигая беззубыми челюстями в надежде, что ты оступишься и сойдёшь с тропы, к ним. Я миновал низших, не удостоив их и взглядом. Голодный, пустой, сухой жар обдал ноги. О, как хорошо я помнил этот жар! Понимал, что снова окажусь среди них. Полный жизни, сил, чужого, напитавшего меня света, стану вкуснейшим кормом. Набросятся, присосутся, прилипнут к коже так сильно, что можно оторвать лишь вместе с мясом. Я уже проходил это: пытался бороться, сражаться, сопротивляться до последнего… Они только обрадуются: любой свет, брызги надежды, память — это Сила. Это то, чем питается Подземье. Для этого сюда затягивают одного глупца за другим.

Лучше бы я умер, тогда, в первый раз, окончательно.

— Идёш-ш-ш-шь? — прошипел кто-то снизу, пытаясь схватить за ногу. Я брезгливо пнул лысую черепушку, не сбавляя шага.

— Вернёш-ш-ш-шься, — предусмотрительно не подкрадываясь ближе, пообещал кто-то с другой стороны узенькой дорожки.

Все думают, что в Подземье бушует пламя. И это действительно так: на самом верху, там, где ещё живёт надежда, там, где наши страдания только начинаются, действительно есть огонь. Но здесь, в настоящем Подземье, а не на картинке для туристов, лишь темнота. Она жрёт, опутывает паутиной, она всегда пуста и всегда нуждается в свете. Нуждается хоть в чём-то. Сейчас она нуждалась в единственном живом существе поблизости — во мне.

Слева и справа чернела тьма. Из неё тянулись бледные, обтянутые серой, почти прозрачной кожей конечности. Жёлтые потрескавшиеся ногти царапали воздух, не то рассчитывая кого-то ухватить и втянуть за Завесу, не то уже в неконтролируемой агонии.

— Не ожидала увидеть тебя так скоро, — демоница вышла навстречу, играючи ударяя хвостом по тощим рукам низших. Кожа мертвецов покрывалась бескровными рубцами, но и тогда они не прятались в темноту: добраться до края Завесы, выглянуть на несколько секунд, глотнуть смрадного воздуха Подземья, — это здесь счастье. Да, на тех, кому повезло, потом накинутся свои же собратья в тщетной надежде нажраться. Разорвут на части, чтобы выпить отблеск веры. Но оно того стоит. Когда я мучался с той стороны, мечтал оказаться на месте счастливчиков, которым удалось выглянуть на тропу.

— Не думал, что ты жива.

— Демоны расторопны и живучи, — Сели с тоской глянула в темноту Завесы, словно пытаясь рассмотреть что-то сквозь неё, что-то очень важное, что она оставила там и уже никогда не сумеет вернуть. — Тебе ли не знать.

— А ещё очень болтливы. Уйди с дороги, — я оттолкнул демоницу, не удостоив и взглядом ни обнажённую грудь, ни призывно встопорщившийся хвост.

Она качнулась, задевая руки мертвецов, и те вцепились, прорезая плоть до настоящей, живой алой крови — такая удача! Вторая, третья, пятая кисть потянулась к трепыхающемуся и визжащему телу. Демоница кричала, отбивалась, отсекала нападающим пальцы. Те падали вниз дохлыми гусеницами и тут же рассыпались в пыль.

— Ты в своём уме?! — она торопливо проскользнула мимо, к огромным каменным воротам, у которых и поджидала, когда завидела меня издалека.

Ни один демон в своём уме не подошёл бы так близко к Завесе. А ей вот хватило мозгов: так хотела позлорадствовать?

— Сидела бы внутри, — я равнодушно пожал плечами. Равнодушно — не потому, что плевать хотел на судьбу едва не погибшей по глупости женщины, а лишь потому, что путь к Первому Тёмному выжал из меня последние крохи эмоций.

— Скотина, — прошипела Сели. — Ты мог спастись, если бы привёл девчонку! Она ведь хотела, правда? Наверняка хотела продлить договор.

— Потому что ты растрепала слишком много! — хотелось замахнуться, а то и ударить стерву. Но сил не осталось. Только безысходность.

— Я сделала это ради тебя! Ради тебя, понимаешь? Я всегда защищала тебя!