Мама, я люблю тебя

Но сразу же после этого с комнатой начинало что-то происходить. Стены раздвигались, а за ними оказывалась совсем другая комната, полная света, и в ней появлялись мои воображаемые друзья, только их нельзя было видеть — зато можно было слышать их голоса. Мы разговаривали, слушали музыку, танцевали и пели. Потом слышались шаги — и я знала, что это идет мой дедушка, мистер Мунго.

А чтобы комната стала такой, какой была раньше, я должна была снова ударить мячом об пол, но только я никак не могла найти его. Мистер Мунго вошел и посмотрел вокруг, и захотел узнать, почему все изменилось. Я спросила: но разве все не такое же самое, как всегда? Я нашла мяч, ударила им, и все стало как всегда. Мистер Мунго пощупал свою голову: он думал, это с ним что-то приключилось. Мы поговорили, а потом мистер Мунго сказал, что чем он старше, тем ближе к своему детству, и уверена ли я, что все не было другое, когда он вошел. Он обещал никому не говорить, все сохранить в секрете, и я сказала ему правду. Он осмотрел мяч, который сам подарил мне когда-то ко дню рождения. Он ударил им об пол, но ничего не произошло, и он попросил, чтобы ударила я сама. Я сказала, что не знаю, выйдет ли у меня что-нибудь, когда в комнате есть еще кто-то, но я попробую.

Я взяла мяч и подумала о своих друзьях, а потом ударила им об пол — и они появились, комната снова стала другой. Мистер Мунго достал из жилетного кармана свои большие часы и посмотрел на них, и сказал, что еще полчаса до того, как моя мама вернется с работы.

Так что теперь вместе со мной были и мистер Мунго, и мои друзья.

А потом появился друг мистера Мунго — только это была девушка, и она вошла к нам.

Это была девушка, которую он знал, когда ему было семнадцать лет, а ей пятнадцать, и она умерла — но сейчас стояла перед нами такая же красивая, как когда-то, а мистер Мунго был стариком. Она очень мне понравилась, но я не могла понять, почему не могут точно так же прийти и мои друзья. Мистер Мунго сказал, что для этого им нужно время. Ее звали Роз, и она пела и танцевала лучше всех на свете, и когда ты слышал ее голос, ты радовался, что живешь — «еще живешь», сказал мистер Мунго. Когда пришло время ей уходить, обоим нам стало грустно, и мистер Мунго высморкался и вытер глаза.

Первый акт прошел гладко как никогда. Мама Девочка, бедно одетая, пришла домой, но до того, как она вошла в комнату, мы успели ударить мячом об пол, и комната снова стала обычной. Мы разговаривали, а Мама Девочка еще и убиралась, потому что она не любила сидеть без дела. Мы говорили о погоде, о соседях, о том, что будем есть на ужин, и о сыне мистера Мунго, который был мужем Мамы Девочки и моим отцом, но уехал давным-давно, и никто не знал, где он. А потом Мама Девочка подняла с пола зеленый платочек, который обронила Роз, и спросила, чей он. Мы с мистером Мунго переглянулись, и тогда он сказал, что это платочек его приятельницы — миссис Коул. Мама Девочка засмеялась и отдала платочек ему, а потом произошло еще много всякого другого, и первый акт кончился. Захлопали так громко, что я напугалась: мы никогда не слышали, чтобы так хлопали даже в конце пьесы. А в антракте к нам пришли Майк, Эмерсон, Кэйт и Хелен Гомес, и они сказали, что спектакль идет просто здорово, как никогда, и Майк попросил Хелен выйти, пока антракт, в публику и послушать, что говорят. Когда уже вот-вот должны были поднять занавес, Хелен вернулась и сказала:

— Они в телячьем восторге, иначе не скажешь.

Во втором акте по мячу ударила нечаянно Мама Девочка, и все изменилось снова. Пришел сын мистера Мунго, и мистер Мунго заплакал как ребенок. Сначала я не понимала почему, но потом поняла: его сын был мертвый, и тогда я тоже чуть не заплакала, но все-таки сдержалась. Сдержалась, потому что он мой отец, и он мертвый, и мы с ним слишком гордые, чтобы плакать.

Мой отец поглядел на меня, а я — на него, а потом, вместо того чтобы броситься к нему, я подошла спокойно и стала рядом, и он взял меня за руку. Он сказал, что ему пора идти, и я сказала, что хочу пойти вместе с ним. Тут Мама Девочка будто с ума сошла. Она схватила меня и потащила от него прочь, и закричала на него, и ударила мячом об пол — но ничего не произошло. И весь второй акт я ни за что не хотела ударить мячом об пол, потому что не хотела, чтобы отец ушел, и под конец он встал на колени и, глядя на меня, стал тихо-тихо говорить со мной, а потом поднялся на ноги, взял мяч и сам ударил им об пол, и все снова стало как было, — а он ушел и унес мяч с собой.

Теперь аплодировали даже громче, чем после первого акта, и все за кулисами ликовали.