– Мне пришлось его подделать. Твой отец заявил в полицию о ее исчезновении. Он сделал это, не посоветовавшись со мной! Ты представляешь? Он не оставил мне другого выбора: мне
Больше Вайолет не могла сдерживаться.
– Ты дала ей жизнь, которую
– Ох, Вайолет. – В ее голосе снова зазвучала снисходительность. – Эти камеры висят так высоко, что записывают только каждую четвертую секунду.
Вайолет прижала ладонь ко рту и заговорила сквозь нее.
– Ты надела ее одежду. Даже ее обувь. Ты везла ее чемодан.
– Тот белый пуховик. – В голосе матери зазвучала ностальгия. – Он так сильно пах духами Роуз, что я заплакала. Ты помнишь ее духи? Всю эту ваниль? Твоя сестра пахла как маленькое сахарное печенье. А когда я натянула на голову капюшон, я на мгновение почувствовала, каково это – быть Роуз: женщины сворачивают шеи, мужчины пускают слюни.
Скорее всего, люди сворачивали шеи из-за не соответствующей возрасту одежды.
– Значит, ты села на поезд в Покипси, переодевшись в Роуз. Но как ты успела вернуться домой?
Поезд до Нью-Йорка шел полтора часа в один конец, а Джозефина уже была в их доме на Олд-Стоун, когда автобус доставил Уилла и Вайолет из школы.
– Пошевели
– Мама, но как во все это вписывается Роуз?
– Что ты имеешь в виду – как она вписывается?
– Я имею в виду, где она? – Она не могла заставить себя произнести это, но молчание матери потребовало от нее прямого вопроса: – Где ее тело, мама? Какого черта ты сделала с телом Роуз?
– Она в месте, которое доставляло ей радость. Это все, что тебе нужно знать.
Это было уже слишком.
– Не тебе решать, что мне знать! Я знаю, что ты этого не понимаешь, и я сострадаю тебе, правда. Я понимаю, что у тебя было трудное детство, и из-за этого у тебя ехала крыша…
Джозефина встала и шагнула к ней.
– Вайолет, я тебя предупреждаю. Я не позволю так со мной разговаривать.
– То, что ты произвела Роуз на свет, не делает ее твоей недвижимостью! Она была моей сестрой! Она была человеком! Не куклой! И как только она перестала тебе подыгрывать, ты сделала все возможное, чтобы уничтожить ее! Роуз сделала то, что сделала, потому что была хорошей девочкой. Она сделала это, потому что в глубине души знала, что ты этого хочешь. Может быть, она совершила самоубийство, но ее кровь на твоих руках!
– Это просто смешно. Я хотела, чтобы твоя сестра была счастлива. Это то, чего все матери хотят для своих детей.
Вайолет выключила диктофон в своем мобильном.
– Некоторые матери. Не ты. Для тебя это пустые слова. Слова из поздравительной открытки. Что-то, что ты подхватила у других мам из родительского комитета и продолжаешь повторять, потому что это звучит правильно. У тебя нет ни малейшего представления о том, кто твои дети. И ты даже не хочешь узнать нас.
– Я люблю своих детей, Вайолет! Даже тебя! Может, ты мне не нравишься, но я все равно люблю тебя!
– Ты любишь образы, которые выбрала для нас. Ты любишь Уилла, когда он играет хорошего мальчика, потому что это вписывается в какую-то насквозь фальшивую идеализированную версию твоей жизни. И ты любишь меня, когда я играю плохую девочку, потому что ты можешь проецировать на меня все нездоровые части себя самой. Тебе плевать на чье-то счастье, кроме своего собственного. А ирония в том, что ты никогда не будешь счастлива!
На секунду Джозефина утратила свою осанку участницы конкурса красоты.
– Я тебя старше, Вайолет! Как ты смеешь говорить мне такое?
– Это правда! Ты никогда не будешь счастлива, потому что не живешь в мире других людей. Ты ни с кем не чувствуешь связи. Ты лишена эмпатии. Скажи, мам, зачем ты на самом деле выдала себя за Роуз и попросила меня встретиться с тобой здесь?
Джозефина покачала головой.