Мама, мама

Вайолет взглянула на опустевшее место Роуз и удивилась, почему она позволяла себе так расстраиваться из-за своей семьи. Не имело значения, сколько стресса, страха или даже просветления Вайолет принесет к столу – не имело значения даже, если она просто покинет их, как Роуз, – Херсты продолжат свое долгое движение по нисходящей спирали, и никто из них ни капли не изменится. Вайолет встала, не сказав ни слова. Она отнесла нетронутую тарелку в посудомоечную машину и поставила ее туда прямо вместе с ризотто. Джозефина выросла за ее спиной, крича что-то во всю глотку, но в ушах Вайолет ее голос звучал как доносящийся из отдаленной комнаты рекламный ролик – неважный, привычный, предсказуемый. В другой ситуации подобная слуховая галлюцинация – селективная глухота – вызвала бы в ней тревогу, но в тех обстоятельствах стала благословением. Нирвана на земле.

Хотя Вайолет до сих пор была невыносима мысль о еде, она распахнула дверцу холодильника и начала выгребать из пластиковых ящиков все, что смогла найти: халапеньо, вялый огурец, четвертинку лука в закрытом пакетике, кудрявые листья салата, помятое яблоко, половинку лайма. Она вывалила все это на дорогущую разделочную доску Джозефины, схватила самый здоровый нож из подставки и принялась готовить свой собственный, мать его, ужин.

Она подняла глаза одновременно с тем, как Эди поставила поднос на ее стол. Сидя напротив Вайолет, она накручивала на палец маленькую прядку у основания длинной шеи. В булочку она воткнула ручку с названием антидепрессанта на синем корпусе – «ЗОЛОФТ».

– Сегодня на групповой терапии ты сказала, что у тебя есть сестра и что она сбежала. Может, она даст тебе выйти отсюда и пожить у себя?

– Не знаю. – Вайолет на секунду задумалась. – И не знаю, хочу ли я этого вообще.

– Она тебе не нравится? Твоя сестра?

Эди была приемным ребенком. Органы опеки забрали ее из дома родной матери-наркоманки и поместили в дом с прыщавыми рыгающими приемными братьями-педофилами и женщиной, которая клеймила ей язык нагретой ложкой. Наверное, она идеализировала сестринские отношения.

– Я не знаю. Честно, я не слишком хорошо ее знаю. Когда мы были маленькими, Роуз была как мудреное слайд-шоу: она как-то отражала все, что хотела видеть в ней мать. И я даже не о том, чтобы она была хорошей девочкой: вежливой, доброй, милой. Мама по-настоящему хотела, чтобы она была маленькой актрисой. Она вечно водила ее к педагогам по актерскому мастерству, чтобы та могла идеально спародировать кокни, и сама красила ей волосы перед кастингами: ирландский рыжий, калифорнийский блонд…

Вайолет вспомнилось, как мама, склонившись над ванной, поливала пергидролем волосы девятилетней сестры. Как же она тогда ей завидовала. Сейчас, оглядываясь назад, Вайолет приходила в ужас от этой истории: позже она видела, как Роуз плакала из-за своего обожженного черепа. Вайолет провела ладонью по губам и вздрогнула.

– Казалось, она даже в нормальной жизни говорила по сценарию. Только в прошлом году Роуз «вышла из образа».

– Она взбунтовалась?

– Вроде того. Бросила учиться театральному искусству и стала думать, что делать дальше. Мне кажется, она хотела перевестись на что-то естественно-научное. Роуз больше не хотела жить с родителями. Она все кричала, что хочет общежитие в Нью-Палтце – наверно, чтобы быть ближе к своему парню. Она бы ни за что не привела его в дом. У наших родителей полный набор правил типа «не запирать дверь в комнату» и «не водить парней наверх».

– Он ей подходит? Этот парень… как его зовут?

– Дэмиен.

– Как мрачно… и как по-французски. У меня есть знакомый Дэмиен в Вассар-колледже. А фамилия?

– Кох.

– Так он ей подходит?

– Не знаю. Возможно. Похоже, он вернул ее в театр или что-то в этом роде. Лично я никогда с ним не встречалась. Роуз всегда держала свои отношения в полном секрете. Она не говорила о них. Она ни разу не приводила домой парня, чтобы познакомить с родителями.

– Может, ей нравятся не парни? Обычно это та причина, по которой большинство людей скрывают, с кем встречаются.

Вайолет покачала головой. Склонностей к сапфизму у Роуз определенно не было.

– Думаю, дело скорее в том, что она знает, что никто не будет достаточно хорош для нее в глазах нашей матери. К тому же, я всегда чувствовала, что Роуз ненормальная. Последние несколько месяцев до того, как она уехала, я прикалывалась над ней, что она у нас вся такая Дева Мария, а она смотрела на меня с грязной улыбочкой и говорила: «Знала бы ты, чем я занимаюсь». Когда копы обыскивали комнату после ее побега, они нашли маленький вибратор за театральными масками – она спрятала его за той, которая улыбается. Мама была в ярости. Папа чуть не умер от стыда.

– Копы? – заинтересовалась Эди.