Мама на нуле

#третийРебенок

#ревностьДетей

#изоляция

#выгораниеУмужа

С первой беременностью у меня не было чувства выгорания. И после родов тоже. У меня был очень ответственный подход: это моя мамская работа, я должна подготовиться, книжки важные прочитать, детские игрушки восемь раз помыть… Были разные занятия, которые отвлекали и не позволяли выгорать. Плюс много адреналина.

Выгорание подкрадывается примерно через год: ты все время вкладываешься в ребенка, а фидбэка очень мало. Это со вторым и третьим уже меньше распаляешься: младенец не становится главным в семье, таким центром мира, каким был первый ребенок. И здесь устаешь уже от быта, от того, что дети рвут на части.

А с первым получается что-то вроде одержимости. Ты сидишь дома, вроде бы ничего не делаешь, а энергию куда-то нужно ведь направить! Начинаешь заниматься с ребенком, читать ему в больших объемах, развивать его всеми возможными способами, но очевидного результата это не приносит, и тогда становится грустно. Ты как будто что-то делаешь, но не очень понятно, что именно, всё растворяется в бессмысленности происходящего, все равно что кошку на пианино учить играть: у тебя ничего не получается, но ты продолжаешь это делать.

У меня было жуткое ощущение собственничества. Никому не могла в руки дать ребенка, никому не доверяла. Умирала от усталости, но не могла отдать дочь бабушке. Не могла с коляской никого отпустить погулять, думала: «А вдруг заплачет? Ребенок не должен плакать!» Со второй дочерью я уже успокоилась и могла доверять ребенка бабушкам.

Самым тяжелым в тот, первый раз оказалось тотальное одиночество. Мне казалось, что я интроверт и легко перенесу социальную изоляцию. Но, родив, я изменила свое мнение: мне не понравилось, что все вдруг куда-то пропали. С одной стороны, это объяснимо. Люди думают: «Я же помешаю, если буду звонить».

Да и самой кажется глупым звонить и приглашать в гости, когда у тебя маленький ребенок.

Три месяца зимней изоляции были самыми сложными. Помню, как зимой пыталась познакомиться с дворниками: они не говорили по-русски, но пытались со мной общаться, а у меня было счастье, что хоть с кем-то побеседовала.

Ходила кругами по району, где мы тогда жили, и, если находила кого-то с коляской, бежала в ту сторону: мне все равно было, о чем разговаривать, хоть о подгузниках, только бы пообщаться. Ходила на рынок поболтать с торговцами.

Еще, конечно, выгорания добавляет обесценивание бабушек: «Как же мы вас вырастили без помощников, нянь, подгузников? У нас ничего не было, но мы не уставали, и все было прекрасно». Еще как уставали, но все это забылось, и сейчас многие бабушки пытаются объяснить, что были такими самостоятельными в сравнении с «хлипкими» нами, у которых есть стиральные машины и все необходимое.

У моего первого мужа не было никакого напряжения, потому что он не включился в ребенка. Он моментально сбежал в работу: уходил рано, приходил поздно. Рождение ребенка подтолкнуло его в другом направлении. Он сильно переживал, что не сможет нас обеспечивать, работал на двух работах, открыл свою компанию. Он никогда бы этого не сделал, не появись у нас ребенок.

Мы расстались, потому что еще до моей беременности хотели расстаться, но я забеременела, и мы договорились продержаться какое-то время, а там как пойдет. Разошлись, когда ребенку было полтора года и я уже сама собралась на работу. До тех пор муж меня поддерживал и полностью нас обеспечивал.

Со вторым ребенком пришла сильная усталость, но второй муж помогал и продолжает помогать с детьми, гораздо больше, чем первый. К моменту второй беременности я уже успела выйти на работу, еще помнила тот декрет, но не успела по нему соскучиться. Было сложно с самого начала: детей теперь было двое, появилась сильная ревность старшего к младшему. Требовалась бездна терпения, когда нужно быть спокойной и не орать… Если сравнивать, то с первым ребенком все было просто.

Старшая дочь просила ее укачивать, а младшую требовала отвезти обратно. Я не была готова к тому, что мне придется быть «контейнером» для всех детей. Чаще всего у меня получалось, но иногда я передавала их мужу, убегала в ванную, запиралась и начинала лупить ковшиком по стенам.

Самым тяжелым, пожалуй, был период отлучения младшей дочери от груди. С началом третьей беременности у меня пропало молоко, дочь начала кусать грудь, пытаясь его добыть. Младшая могла не спать всю ночь, а утром просыпалась старшая и требовала моего внимания. Это продолжалось месяц.

Я понимала, что бабушке отдать младшую не могу, потому что это моя ответственность, и металась между желанием ее обнять и спрятаться в ванной, чтоб не слышать ее голоса. Колотя ковшиком по стенам, я ощущала, что чувство долга борется во мне с истерикой. Когда я отлучала вторую от груди, думала: «Может, третьего вообще не кормить?»