Мама! Не читай...

— М-да, — почесывая лоб, задумчиво тянула вызванная докторша из районки (после замужества из привилегированной поликлиники меня, конечно, тут же вышибли), — ничего не могу понять. Температура и рвота... Вроде грипп такой может быть. А при чём тут тогда давление? Может, ты беременная? — с надеждой спросила она.

— Исключено, — с трудом просипела я с кровати. Тошнота опять подступала к горлу.

— Ну, не знаю... Даю больничный на три дня, может, отлежишься. Потом приходи в поликлинику, посмотрим...

В больничном она, естественно, написала «вегето-сосудистую дистонию» — всё ту же несуществующую такую советскую болезнь. Я лежала трупом все три дня. Больше не рвало, но есть не могла. Температура держалась, никак не опускаясь ниже 37,5. Давление прыгало туда-сюда. Шурик нервничал.

— Да что же это с тобой? — переживала мама. — Может, правда, вирус какой?

Я отмалчивалась. Я-то знала, что это такое. Но говорить об этом было бесполезно. Больничный мне продлили.

Через несколько дней родители уезжали отдыхать куда-то, кажется, опять в Прибалтику. В моей голове уже созрел план... Надо же выживать! Я просто, как всякий живой организм, собралась бороться за жизнь.

Как только родители уехали, я сказала Шурику:

— Поезжай, пожалуйста, в институт и забери мои документы.

— Ты серьёзно так решила?

— Да, я так решила, иначе сдохну.

— Ну, и правильно! — поддержал меня муж. — На фиг такие мучения?

Он всегда поддерживал меня. Всегда, это правда. Он считал, что я априори права и был на моей стороне. Что-то знакомое, правда? Относился ко мне в точности, как я к своей матери... Как к ней же мой отец ... Шурик не спорил со мной ни о чем, он всю жизнь меня внимательно слушал и... слушался. Очень долго меня это устраивало. Хоть кто-то серьёзно относится к моим словам, хоть кто-то по-настоящему меня поддерживает!

Словом, на следующий день Шурик сделал то, что я просила. Вернулся, смеясь.

— Они не хотели отдавать твои документы. Упрямились, как черти! У тебя ж там сплошные «пятёрки», им в лом такую студентку терять. И так уговаривали, и сяк... Но я был твёрд.

— Молодец! — похвалила я мужа. — Спасибо тебе большое. Завтра я выхожу на работу.

— Завтра? Ты ж больная ещё совсем!

— Знаешь, теперь я уже почти здорова. Вот ты привёз документы, и у меня всё как рукой сняло! — и я облегчённо засмеялась. Возможно, я выглядела чокнутой, Шурик смотрел на меня с улыбкой, но и с тревогой. А я действительно почувствовала себя почти совсем здоровой. Решение принято, обжалованию не подлежит. Пусть она меня хоть зарежет. Мама, в смысле...

Я как будто летала! Я чувствовала себя, наверно, так, как люди, только что вышедшие из тюрьмы. Всё! Больше никогда не будет никаких экзаменов. Я совершенно чётко поняла, что для меня это вопрос жизни и смерти. А кто не понимает, пусть смеется. Больные люди всегда смешны — они ведь не нормальны. Не дай бог никому стать объектом такого смеха!

Я вышла на работу с идиотской улыбкой счастья на лице. Я всех любила, я обожала наши полки с книгами, я готова была целовать в старческие щечки заведующую, а сослуживицу Лену просто поразила своим фонтанирующим восторгом и бесконечным весельем по любому поводу. Энергия так и пёрла из меня.

Когда родители вернулись, я им сообщила:

— Документы из института я забрала. Больше туда не пойду. Всё, вопрос закрыт.

— Ну-у, мы так и думали, — горестно завела мама. — Всё к тому шло... Сначала переход на заочный, потом эти болезни... Знаешь, что?

— Что? — спокойно и решительно спросила я. Мама посмотрела мне в глаза... Не знаю, что она там увидела, хотя подозреваю...

Однажды в парке белочка выгуливала своего бельчонка, учила его чему-то, показывала, как жить на этом свете. За этим забавно было наблюдать: вот она чуть-чуть по стволу дерева вверх забралась, остановилась, смотрит вниз на своего дитятю. Несколько секунд они глядят друг на друга, потом он осторожненько начинает лезть вслед за ней. Когда он её настигает, она опять делает сколько-то прыжков вверх и останавливается... В общем всё было очаровательно и умилительно, пока зверьки не спустились вниз. А на земле бельчонок вдруг сглупил и бросился не в ту сторону. Практически мне под ноги. Буквально в три прыжка между нами оказалась его мать. Она смотрела прямо мне в глаза. Никогда не забуду этого взгляда маленького грызуна, но в данном случае — матери, спасающей самое драгоценное в её жизни. В этих маленьких глазках были отвага, отчаяние и готовность умереть, но спасти детёныша, а напоследок непременно ещё и меня как следует искусать. Это было настолько убедительно, что я испугалась и сделала несколько шагов назад. Такой силы был этот взгляд.

...Так вот, подозреваю, что мама увидела у меня в глазах нечто подобное, ведь в ту минуту я спасала свою жизнь. Потому что она вдруг вздохнула, махнула рукой и больше ничего не сказала.