Мама, не плачь, я живой

— Ладно, Остап. Пароль "Зима". Расставь своих бойцов вокруг для охраны. К арестованным ближе пятидесяти метров не подходить. Скоро за ними вертолёт прибудет. Всё понял?

— Так точно. Разрешите идти?

— Не разрешаю. Ты чего сюда прилетел как на крыльях?

— Так это… Опять оттуда, — капитан опять показал пальцем вверх, — по рации приказ пришёл: срочно со взводом десантников мчаться на выручку спецгруппе… Сказали: головой отвечаю…

— Ладно. Расскажешь всё тем, кто за этими прилетит. Можете идти, капитан.

Капитан ещё раз взглянул на поседевшего старлея и пошёл отдавать приказы своим людям. Никита сказал Мансуру, что можно отпустить бойцов заниматься своими делами. Мансур, своевольник, пятерых оставил, а остальным велел вернуться на свои обычные посты. Братва дружно запылила по дороге в сторону кишлака. Оставшиеся пятеро разбежались по сторонам и скрылись за чахлой растительностью вдоль дороги.

Вертолёты прилетели через четыре часа. Дальности полёта не хватало, поэтому им пришлось делать аэродром подскока в пустыне. Вылетели восемь машин, под завязку нагруженные бочками с горючим. Пролетев полную дальность, сели в пустыне, заправились из бочек керосином и дальше полетели только четыре вертолёта. На обратном пути они опять сядут на этой временной стоянке, заправятся остатками горючего из бочек и все вместе вернутся на родной аэродром. Прилетевшую группу возглавлял уже знакомый Никите полковник Соколов Павел Егорович. Отдав честь, он назвал пароль "Апокалипсис", затем быстро подошёл к задержанным, коротко поговорил с ними о чём-то и приказал своим людям грузить троицу Золотаревского по разным вертолётам. Затем снова подошёл к Никите:

— Ну, здорово, Геннадич. Рад, что снова тебя вижу. Как ты сумел выбраться тогда?

— Так получилось, товарищ полковник.

— Мы ведь прилетали потом за тобой, только ты уже оттуда ушёл.

— Спасибо, товарищ полковник.

— Что ты всё величаешь? Давай без званий — столько соли вместе съели. Кстати, тебе орден за тот случай дали и младшего лейтенанта присвоили. В штабе дивизии вручат.

— Служу Советскому Союзу, товарищ полковник.

— Сказал же — без званий. За этих второй орден жди. Лично предписание напишу. Ты даже не представляешь кого ты взял. Как ты этих зубров расколол-то так быстро? Это ведь не простые ребята — волкодавы.

— "Вьетнамскую ласточку" показал.

— Ну ты и садист! — уважительно произнёс полковник, — а где ты здесь вертолёт-то взял?

— Это гипноз был, Павел Егорович.

— Силё-ён! — изумлению полковника не было предела, — Слушай, а ты меня сейчас не того? Не гипнотизируешь?

— Никак нет, Павел Егорович.

— Ну и хорошо. Ну что? Полетели домой?

— Я здесь остаюсь, товарищ полковник. Пароль говорить надо?

— Нет, конечно. Я твои допуски знаю. Ну, что, Геннадич? Давай прощаться тогда. Счастливо оставаться.

— И Вам счастливого пути, товарищ полковник. Капитану Васину привет передавайте. Как его голова, кстати?

— Нормально у него с головой. Поправляется. Постой, так всё-таки это ты руку приложил? Не зря тогда кочевники всё Никиту-бея вспоминали.

— Да я случайно узнал. Не оставлять же своих в беде.

— Правильно, товарищ младший лейтенант. От имени командования объявляю благодарность за помощь в спасении жизни офицера.

— Служу Советскому Союзу.

— Ладно, пора. Бывай, Геннадич. Увидимся.

— До свиданья, товарищ полковник.

Полковник обнял на прощание Никиту и, придерживая фуражку, побежал к раскручивающему винты вертолёту. Влез в салон, помахал из проёма рукой. Никита махнул в ответ. Дверь захлопнулась, турбины взревели. Вертолёты по одному поднимались в воздух и, чуть кренясь на вираже, ложились на обратный курс. Когда вертолёты скрылись из вида, к Никите подошёл капитан Дубенко:

— Геннадич, мы тебе больше не нужны?

— Да, капитан, забирайте БМП и можете отправляться. Там колонна-то, небось ждёт вас на такой жаре.

— Ждут… Геннадич, ты это… Не подумай чего плохого… Я на самом деле ничего не знал.

— Остап Михалыч, всё нормально, забудь. Ты прав: приказы надо исполнять. Счастливого пути.

— И вам счастливо оставаться. Бывай здоров, Геннадич, честь имею, — капитал лихо бросил руку к фуражке. Никита тоже приложил ладонь к чалме. На том и расстались.