Мама Стифлера

— Не смешите меня, Костя. Не было никакой Долли. И Вильмут этот застрелился в конце концов. Хотя, я в это тоже не особо верю. Вы эту Долли видели? И я нет. А Таню мы с вами видели собственными глазами. Конечно, ещё минимум год она будет жить в клинике под постоянным наблюдением. Я не хочу ничего сказать, но…

— Не надо. Я вас понял. Значит, ещё целый год… Господи, дай мне сил.

— Год у нас ещё есть. На то, чтобы придти к какому-то компромиссу. Пойтиме, я не могу об этом умолчать.

— А как же конспирация и нарушение законов?

Последний козырь. Слабенький, но вдруг?

Айболит хмыкнул:

— Победетелей не судят.

Я тоже засмеялся каким-то истеричным смехом:

— Ха! А я тогда кто, получается? Вы — победитель, вас не судят. А я кто? Вы считаете, что я на всё это пошёл ради того, чтоб потом неизвестно сколько сидеть? А Таня как?

Доктор захрустел пальцами:

— С вами всё будет в порядке. Я уверен. Вас многие знают, вы не последний человек в нашем городе, да и саму историю мы преподнесём так, что даже у законченного циника не будет ни одного аргумента против вас. И ничего даже придумывать не надо. У нас ещё год впереди. Год. Время есть. В общем, я поставил вас в известность, вы обдумайте позже всё, что я вам сказал, и когда вы будете готовы вернуться к этому разговору — мы с вами продолжим.

"Сам дурак. Должен был предусмотреть. Должен. Ладно, время ещё есть. Или падишах умрёт, или осёл сдохнет"

— Я вас понял. Одна только просьба: я могу перевезти в палату кроватку из дома?

Айболит прищурился, решая: это окончание разговора, или смена темы — и ответил:

— Разумеется.

…Прошёл год.

— С днём рождения, Танюша!

Маленькая девочка в белом платье сидела на огромном плюшевом медведе, и теребила его за уши. Карие глаза светились как два солнечных зайчика.

"Где-то я уже это видел… Что-то похожее. На зайчиков. Не помню…"

— Торт будешь? Твой любимый, с клубникой.

— Дя!

И смеётся, голову запрокинув… Танечка моя… Так вот ты какой была. Совсем не изменилась, честное слово.

— Давай, я тебе сейчас кусочек в тарелку положу. Ты тут кушать будешь?

— Дя!

— Тогда кушай, а Костя на пять минут отойдёт в туалет, хорошо?

— Писить?

Смешная…

— Писить. Скоро вернусь.

Он спустился на первый этаж, не забыв прикрыть за собой дверь, и посмотрел на большие часы, стоящие на камине.

Ровно час.

"Ну? Ну же? Где звонок?!"

Телефон в кармане его брюк завибрировал в час десять.

— Ну?

— Готово.

— Точно?

— Верняк.

— Тогда до завтра.

"Ну, Слава Богу. Одной проблемой меньше стало"

Он убрал телефон обратно в карман, и, весело насвистывая, поднялся на второй этаж.

… С большого плазменного экрана, вечером следующего дня, красивая журналистка, похожая на ту продавщицу из Детского Мира, бесстрастно вещала:

— Вчера днём около своего дома был убит выстрелом в голову известный врач, доктор наук, Илья Портнов. По предварительной версии, убийство могло быть заказано родственниками какого-нибудь умершего пациента Портнова. Версия отрабатывается сотрудниками органов милиции.

Он протянул руку к экрану, и щёлкнул пультом.

"Я же говорил: или падишах умрёт, или осёл подохнет"

***

— Таня, ты спишь?

Он тихо приоткрыл дверь в комнату. Под ней пробивалась полоска света. Значит, не спала.

— Нет, Кость, заходи.

Теперь Тане было семнадцать. А ему пятьдесят пять.

Она сидела на кровати, скрестив ноги, и листала какой-то журнал.

Костя подошёл, и сел на краешек кровати.

— Танюш, что тебя беспокоит, а? Ты только скажи…

Таня подняла на него большие карие глаза.

— С чего ты взял, что меня что-то беспокоит?

Он крякнул, по-дедовски:

— А что ж, по-твоему, я слепой, я не вижу? Ходит по дому как тень, как в воду опущенная…

Девушка отвернула голову, открыв взгляду родинку на шее. Ту самую… Он так любил её целовать… Смешно вспомнить, но когда-то давным-давно, он говорил Тане "Я всё тебе прощу… Даже измену, тьфу-тьфу-тьфу… Одного простить не смогу: если кто-то, кроме меня, эту родинку ещё поцелует… Это — только для меня" Таня смеялась тогда, запрокинув голову: "Костя, не смеши меня, дурачок!" — и подставляла родинку под его жадные губы.

Он отвёл взляд от Таниной шеи, и повторил вопрос:

— Так что случилось?

Таня продолжала смотреть куда-то на стену:

— Ничего… Костя, почему я никуда не могу выйти? Я же людей никаких, кроме тебя, и Марины Алексеевны не вижу…

Костя снял очки, протёр стёкла пальцами, и механически сунул дужку в рот:

— Танечка, детка, ты же всё знаешь не хуже меня. Я сто раз тебе рассказывал про твою болезнь, про то, что тебе нельзя выходить на улицу, показывал твою медицинскую карту… У тебя редкая форма аллергии. Этот дом я строил только для тебя: тут есть всё: и бассейн с морской водой, и зимний сад, и…

— Костя, я девушка. — Вдруг громко и с нажимом сказала Таня, и посмотрела на него в упор. — Мне замуж выходить когда-то надо? Детей рожать надо? Ты знаешь, я очень благодарна тебе за то, что ты взял меня в свой дом, когда погибли мои родители, что вырастил меня, деньги огромные тратишь на моё лечение и обучение… Но скажи мне прямо: это у меня на всю жизнь? Аллергия эта ваша…