Мама Стифлера

— Убьёшь. — Спокойно отвечал музыкант Петя. — Убьёшь. Но потом. Утром. И подальше от моего дома, пожалуйста.

Рому я так и не убила. Он съебался ещё до того, как я вылезла из душа, где извела на свою голову литр шампуня. Рома съебался из моей жизни навсегда.

Из жизни. Но не из памяти.

И когда я стану старой бабкой, а это будет уже скоро, я буду сидеть в ссаном кресле под оранжевым торшером, и думать о хуях. Как минимум о двух.

О пипетке и о баобабе.

Одна на всех — мы за ценой не постоим

26-12-2007 17:36

Стою у зеркала. В розовых пижамных штанах, и в тапочках.

Всё.

И внимательно себя изучаю.

Прихожу к выводу, что тому мудаку, который придумал моду на двухметровых сисястых сволочей, с параметрами метр дваццать-пиисят-девяносто — надо лицо обглодать. Зажыво.

Патамушта я этим извращённым параметрам не соответствую нихуя.

Так, импирически, я прихожу к выводу, что все мужики — козлы.

Вы не поняли логики рассуждений? Ебитесь в рот. Это ваши проблемы.

А теперь — о моих.

***

— Сука ты, Лида! — с чувством выплюнул мне в лицо контуженный боксёр Дима, с которым я на тот момент нежно сожительствовала, и уже начинала смутно догадывацца, что год жизни я уже бессмысленно проебала.

— Пиздуй к Бумбастику! — Сурово ответила я своей зайке ("зайка" в моих устах, штоп вы знали — это страшное ругательство, ага), и захлопнула дверь.

Потом села, и перевела дух.

Так, если зайка меня послушаецца, и попиздует к Бумбастику — значит, через пять минут мне позвонит Бумбастикова жена, по совместительству моя подруга Юля, и нецензурно пошлёт меня нахуй, пожелав мне покрыцца при этом сибирскими язвами и прочей эпидерсией.

Теперь всё зависело от зайки…

И зайка не подвёл. Зайка совершенно точно пришвартовался у Бумбастика…

Дзынь!

Я побрела на кухню, на звук звонящего телефона, быстро репетируя кричалку, которой я сейчас должна Юльку обезоружить.

Зайка, беспесды был долбоёбом. Раз послушался моего бездумного совета.

— Алло, Юлька! — Заорала я в трубку, — Моя карамелька пошла к вам в гости! Ты ему дверь не открывай, и скажи ему, чтоб уёбывал к себе в Люблино. К бабке.

— Штоп ты сдохла, жаба… — грустно перебила меня Юлька, — что ж ты заранее не позвонила, ветошь тухлая, а? А мне чо теперь делать? Твой сукодумец сидит щас с Бумбой на кухне, ржот как лось бомбейский, сожрал у меня кастрюлю щей, и собрался тут ночевать. Понимашь, жаба жырная? Но-че-вать! А что это значит? Молчи, не отвечай. Мне убить тебя хочецца. Это значит, моя дорогая подрушка, штоп тебе здоровьица прибавилось, что я щас беру свою дочь, и мы песдуем с ней ночевать К ТЕБЕ! Понятно? Я с этими колхозными панками в одной квартире находицца отказываюсь.

Чего-то подобного я и ожидала, поэтому быстро согласилась:

— Иди. Я вам постелю.

— А куда ж ты денешся? — ответила Юлька, и повесила трубку.

…Очень непросто вставать утром в семь часов, если накануне ты пил сильноалкогольные напитки в компании Юли. И не просто пил, а упивался ими. Осознанно упивался.

И ещё более непросто, чем встать в семь утра — это разбудить двоих шестилетних детей, накормить их уёгуртами, одеть в пиццот одёжек, и отбуксировать в деццкий сад, который находится в Якино-Хуякино. То есть в нескольких автобусных остановках от твоего дома.

Это пиздецкий подвиг, скажу честно.

При этом надо постараться выглядеть трезвой труженицей и порядочной матерью. Штоп дети не пропалили, и воспитательница.

На Юлю надежды не было никакой. Никакой, как сама Юля.

Значит, быть мамой-обезьянкой сегодня придёцца мне. И тащить двоих киндеров в садик, сохраняя при этом равновесие — тоже выпадает мне.

А почему я этому ниразу не удивлена? Не знаете? И я не знаю. А косить-то надо…

Бужу, кормлю, одеваю детей. Параллельно капаю в глаза Визин, и закидываю в пасть пачку Орбита. Выгляжу как гуманоид, который всю ночь пил свекольный самогон, сидя в зарослях мяты. Но это — лучшее, что я могла из себя вылепить на тот момент.

Запихиваю детей в битком набитый автобус, утрамбовываю их куда-то в угол, и, повиснув на поручне, засыпаю…

— Мам… — как сквозь вату голос сына, — мам, а когда мне можно женицца?

Ну ты спросил, пацан… Вот маме щас как раз до таких глобальных вопросов…

— Когда хочешь — тогда и женись.

Ответила, и снова задремала.

— Ма-а-ам… — сыну явно скучно. С Юлькиной Леркой он бы, может, и поговорил. Только я ей рот шарфом завязала. Не специально, чесслово. Поэтому Лерка молчит, а я отдуваюсь.

— Ну что опять?!

— Знаешь, я на Вике женюсь. На Фроловой.

Тут я резко трезвею, потому что вспоминаю девочку Вику. Фролову.

Шестьдесят килограммов мяса в рыжых кудрях. Мини-Трахтенберг. Лошадка Маруся. Я Вике по пояс.

— Почему на Вике??!! Ты ж на Лиле хотел женицца, ловелас в ритузах! У Лили папа симпатичный и на джыпе! Зачем тебе Вика, Господи прости?!

На меня с интересом смотрит весь автобус. Им, пидорам, смешно! Они видят похмельного гуманоида с двумя детьми, один из которых замотан шарфом по самые брови, а второй зачем-то хочет женицца. И смеюцца.