Мамалыжный десант (СИ)

– С вами, с вами, – старшина кивнул своим, автоматчики – крепкие, почти одинаковые – запрыгнули в машину. – Какая ситуация, товарищ Лавренко?

– Да по пути уясним, товарищ старшина, – спешащий Сергеев уже выруливал из арки. – Говорят же – раненые. А кто там, Тима?

– Радист и задержанная подбиты, Сречко их охраняет, целый. Земляков с Торчком пленных фрицев другой дорогой повели. Нерода… не знаю, что с ним. Прикрывал.

Сергеев покачал головой, старшина, проявив тактичность, сказал:

– Выберется, если жив. Мы за задержанной, конвоировать. Бронеприкрытие нам точно не нужно?

– Тут недалеко. И немцы вроде бы отошли уже, – пояснил Тимофей. – Надо побыстрее – радиста дважды задело. Норыч, смотри: здесь налево улочкой, потом сходу площадь проскакиваем, там слева памятник с лошадью.

– Площадь знаю, там фрицы еще простреливают. Лучше в обход двинем, время не потеряем, – решительно сказал водитель.

«Додж» круто, перескакивая через бордюр, развернулся.

Пролетели мимо танков и партизанской пехоты, Сергеев, видимо, время даром не терял, район изучил. Тимофей бегло объяснил, где именно застряли остатки группы, вроде бы стало понятно, как добираться колесами. Миновали горящий дом – горожане бегали, тушили. Далее на перекресток… Сквозь рев двигателя постукивали выстрелы – лопнуло стекло на втором этаже.

– Бьет немец, не успокаивается, – нервно сказал усатый автоматчик.

– То издали, от бессилия, – заверил Тимофей.

Проскочили бульвар – на перекрестке стояла подбитая, еще чадящая «тридцатьчетверка». Сержант Лавренко не сразу понял, что такое с машиной: бело-красная какая-то. Цветы, уже много… лежат прямо на почерневшей броне, дым сквозь нежные лепестки просачивается. Две девушки метнулись от подъезда дома, в руках букеты роз…

– Вот шальные! – с восхищением сказал один из автоматчиков. – Зацепит же!

– А люки-то закрыты. На месте весь экипаж, – пробормотал Сергеев.

Свернули, Тимофей определился по знакомому высокому дому, чуть успокоился. Улицы широкие, истинно столичные – по таким переть на скорости в самый раз. У магазина часов «додж» обстреляли откуда-то сверху. Автоматчики открыли ответный огонь, сержант Лавренко свой неполный диск берег – мало ли как дальше пойдет…

…Ага, знакомая улочка, обломки кирпичей от поганой мины.

– Стой! Здесь должны быть! – Тимофей слетел с еще не остановившейся машины, метнулся за ворота. Тихо, пусто – хороший признак.

– Целы мы, Тимотей, – из «курятника» выбирался радостный югослав.

Один из автоматчиков оказался санинструктором, наскоро осмотрел пораненных – ничего, до санбата явно дотянут. Осторожно загрузили в кузов Шелехова – тот был без сознания. Хромоногая Лизавета запрыгнула самостоятельно. Рыжие локоны привела в порядок, даже пальто частично отчистила, «наган» заранее югославу отдала. Молодец. Но нос можно так не задирать.

– Ишь какая. Сразу видно. Овчарка фрицева! – процедил один из автоматчиков.

Тимофей ухватил его за тяжелый ремень с диском и гранатами, рывком оттянул за капот:

– Я-те-дам «овчарка»! Старшина, идите сюда! Что-то у вас подчиненные того… болтливее баб на завалинке.

– Спокойно! – старшина попытался отодрать забинтованную руку сержанта от пояса побледневшего подчиненного. – Не психуй, Лавренко. Боец в СМЕРШе новый, не вникает еще. Объясним.

– Вот и объясни. Пока у него зубы целы. По возвращению доложу командованию, а пока так: задержанная оказывала полное содействие группе, проявляла боевую сознательность. Принимала личное участие в отражении атак фашистов, ранена при прорыве. Мы, между прочим, трое суток в операции. Сказать про нее плохое не можем, только наоборот. Так и передайте.

– Так и передадим. Говорю же – не психуй. Вы с нами? – спросил старшина, наконец, освободивший подчиненного.

– Куда тут влезешь. И еще рацию нужно забрать, – вспомнил Тимофей. – Везите скорей в госпиталь.

– Ладно, мы быстро. Радиста прямо к хирургу, задержанную высадим, и потом вас заберем, – пообещал старшина.

– Главное, машину пришлите. И пусть водитель один не ездит.

– Ждите, не задержимся, – старшина запрыгнул на подножку, сдернул с себя пилотку. – Держи, Лавренко. А то на беспризорника похож.

«Додж» умчался, остатки опергруппы вернулись во двор.

– Довезут нашего радиста, – заверил Сречко. – Он только сейчас сомлед. А тако держался, молодец.

– Да уж, пусть дотянет. И девчонка тоже. Лихая, в сущности, оторва, эта Лизавета, – Тимофей сел на доски у «голубятни». – Уф, что-то я забегался. Имелись смутные дурные предчувствия. Хорошо, что обошлось. Как вы тут пережили?

Югослав сел рядом, рассказал, как сидели. Рыжая всякие басни рассказывала, про Париж и иную разгульную жизнь. Себя отвлекала, радиста болтовней утешала.

– Терпеливая. Надо бы ей удачи пожелать, – решил Тимофей, надевая чужую пилотку. – Остался у нас там бошевский шпик и еще чего-нибудь?