Мамалыжный десант (СИ)

Нашел их Тимка во дворе Гречков. Двор стоял брошенный, хозяева еще первым военным летом сгинули, а сейчас калитка чуть пошире распахнута. Нет, наверное, не по калитке нашел. Мычала Стефа глухо, но отчаянно. Пынзару зажимал девчонке рот, заталкивал в дверь амбара, одновременно задирая полупальто. Очень поспешал хваткий парень, видимо, на срочную полицайскую службу торопился.

Тимофей сзади и ударил гада в голову. От злости и у самого в голове царила неясность, молоток нужно было как следует держать, а не наподобие свинчатки. С Пынзару слетела круглая меховая шапка, он выпустил девчонку, в изумлении обернулся:

– Ты?! Ах, ты…

Полицай откинул полу пальто, полез в карман брюк, задергал рукой… Тимка успел ударить его дважды, уже держа молоток за рукоятку. Враг только ухал, дергал головой, из рассеченной головы брызгало кровью, а он всё рвал шпалер из кармана. Сапожный молоток не самое смертоносное вооружение – легковат, но Тимка успел врезать третий раз и добавить кулаком левой в нос. Это оказалось даже действеннее – Пынзару бухнулся на колени, фыркнул кровью, попытался взвыть, но Тимофей со всей дури приложил его молотком по загривку. Полицай упал мордой в истоптанную грязь, молча прикрывал левой рукой башку, а правой все выворачивал карман. Бить его по ладони было явно бессмысленно, Тимка подумал, что напрасно не сунул в карман сапожный нож – ткнуть бы треугольное лезвие под подбородок мордатой скотине. Но пришлось бить ногой. Пынзару ухнул, перевернулся на бок, в руке у него был наган, опутанный клоком карманной изнанки. Тимка ударил по лапе с оружием каблуком, враг упрямо пытался сесть, харя вся в крови, но все булькает матерное. Но тут голова полицая резко клюнула, стукнулась о грудь подбородком…

Юркнувшая в амбар Стефа уже вернулась. Она держала металлический шкворень, неловко, двумя руками замахивалась вновь. Тимофей выхватил шкворень у девчонки, ударил сам – дважды, метя по загривку – несмотря на зажратость, имелось там у полицая слабое место. Под железом похрустывало. Пынзару, наконец, лег, перестал хрипеть и выпустил наган. Тимка подхватил с грязи револьвер.

– Брось, бо выпалит, услышат! – прошептала Стефэ.

– Если бросать, вот тогда и выпалит, – возразил Тимка.

На друг друга они боялись смотреть. Вот так – не глядя – и затащили тяжеленное тело в амбар, заложили в углу хламом, Тимофей упрятал ноги в блестящих сапогах в корзину… Потом, пятясь, в две старые лысые метлы заметали следы на дворовой грязи. Выбрались со двора через зады, Тимка хотел помочь девчонке, но она отдернула руку, сама лихо перевалилась через плетень. Эх, боится неловкого убивца.

Но Стефэния Врабу боялась вовсе не руки парня. Боялась, что ее трясти начнет – имелась у девчонки такая нервная привычка. Потом она сидела под плетнем у спуска к реке, дрожала, а Тимофей держал ее за дергающиеся запястья, утешал всякой дурью, шепча, что обойдется, никто не видел, да и вообще забыть нужно. Она кивала, смоляные блестящие пряди падали на лоб из-под платка, и плакала так, словно слез в глазах, как воды в той реке, что под весенним бугром разлилась.

Довольно жуткий день выдался накануне той Пасхи, и помнился он только местами. Как слезы утирал, околицей до дому провожал, помнилось. Как в мастерскую возвращался – хоть убей, из памяти вылетело. Потом смутно помнил, как клиенты скандалили – вот прямо срочно верни им их обувку в наилучшем виде. Врал, что за клеем ходил. Как-то умиротворилось.

И вообще все прошло без катастрофических неприятностей, хотя дней пять Тимка почти и не спал, все чудилось, что полицаи или жандармы к двери подходят. Но арестовывать не пришли, наверное, подумали, что Пынзару где-то в Чемручи пропал или по дороге. А после праздника пришла Стефа, для отводу глаз принесла в починку пару башмаков. Но не за тем пришла.

– Тыма, выкинь пистоль. Бо найдут, повесят тебэ. Христом-богом прошу, выкинь.

– Да что ты волнуешься? Все в надежном месте, в жизни не найдут.

Брехал. Вовсе не был «наган» в надежном месте, а лежал в ящике под банкой с клеем. Это было глупо, но Тимофей Лавренко ничего не мог с собой поделать – решил, если придут, будет стрелять, поскольку терять все равно нечего. В барабане имелось шесть патронов, правда, само оружие вызывало сомнение: «наган» был старым, с царским орлом, да и жутко грязнющим – похоже, бравый Пынзару его ни разу и не чистил. Оружие Тимка привел в порядок как смог, молоток тоже отмыл. Но револьвер так и не пригодился, а молоток все время пребывал в деле и неприятных чувств не вызывал. Все тогда правильно сделали, хотя и коряво.

Тело Пынзару нашли только в мае, когда со двора Гречков стало смердеть столь невыносимо, что хоть по улице не ходи. Приехали полицейские с Чемручи, жандармы, делали опознавание. На амбаре нашли бумажку с надписью «Собаке собачья смерть» и подписью «Партизаны». В подписи имелась ошибка, поскольку писала по-русски Стефэ так себе. Но смелости ей было не занимать – это Тимофей окончательно осознал только осенью, когда Стефа его первая поцеловала.