Мамалыжный десант (СИ)

Распахнулась калитка, распахнулись черные глаза…

Стефэ была все такой же красивой. Нет, наверное, еще красивее стала. И животик, угадывающийся под передником, ее ничуть не портил.

Совсем по-взрослому схватилась за сердце, а потом повисла на шее:

– Ай, Тыма!

Вот так и получилось. Оказалось, ничего решать не надо, просто к воротам подойти.

Звенел цепью, вертелся у конуры Бук, а честный как оглобля Андрюха в машине довольно явственно сказал: – «ух ты, какая!».

А Стэфэ висела на шее, и всё было понятно.

Из глубины двора надвигался старший Враби.

– Так, явился все-таки, – тут могучий хозяин углядел стоящих рядом с машиной старшего лейтенанта и короткого, но солидного Павло Захаровича, и перешел на русский: – Мимоходом, воды напиться, э?

Приветливо улыбающийся Земляков немедля отозвался:

– Вы, товарищ Враби, ругайтесь, врежьте парню пару раз, но умеренно, с учетом острой военно-политической обстановки. Нам Тимофей нужен, ценен, у командования на него большие планы и серьезные надежды. Товарищ Лавренко необходим фронту и штабу армии! Так что, попрошу без членовредительства.

– Вот жэ как, оказывается, политичэское дэло, – зловеще подивился старший Враби. – И што там штаб армии планируеэ до этого мэлкого кабеля? Допустим, бэз пары зубов он штабу сгодится или нэт?

Стэфа попыталась заслонить ненаглядного гостя, Тимофей ее осторожно отодвигал, но опытный Земляков уже ужасался:

– Как без зубов?! Мы его на командирскую учебу направляем и без зубов?! Нет, давайте там по заднице воспитывайте, или слегка по шее. Да и сами подумайте – он, похоже, в зяти проныривает, а зачем потом семейный бюджет на зубника и вставные зубы тратить? Это же сейчас откровенное разорение и морока. Да и увольнительная у нас только до завтра, на зуботычины времени маловато.

Павло Захарович уже вдвигался в калитку, тянул лапу хозяину для приветствия, затряс. Через мгновение они с Враби распахивали ворота для проезда «спецмашины», как не замедлил отрекомендовать транспортное средство многозначительный сержант Торчок.

* * *

Что ели-пили за ужином, и что говорила мама Стефэ, совсем не помнилось. Никто молодых не трогал, сидели на крыльце, тут Тимофея сто раз назвали «дурнем» и столько же раз поцеловали. Слова на язык шли все какие-то глупые, разве что про будущие имена дитенка по делу и поговорили. Потом Стэфа очень-очень просила, чтобы не убили, а если ранят, так чтоб возвращался «хоть каким». Тимофей обещал, что в ближайшее время вряд ли что с ним случится, на учебу поедет, там, может, и одуреешь от наук, но точно не до смерти. А так будет писать, может и не каждый день, но как возможность выдастся, так сразу и всё честно.

Вот последнее обещание оказалось очень правильным. Про то они с Стефэй позже поняли, но всю жизнь так и соблюдали.

8. Сентябрь-октябрь. Тыл

Первые дни Тимофей дурел от нагрузки – голова вообще отказывалась соображать. Понятно, время военное, да и совсем отвык от уроков и занятий, уже и не верилось, что в школу когда-то ходил. Но больше всего сбивала сумятица занятий: карты с топографией, сразу стрельба, потом «тактика», тут же строевая подготовка. Словно специально в кучу сваливают, и перекуры буквально минутные. Где-то на третий день товарищ Лавренко осознал – да, именно специально.

Учебный взвод был крошечным – текущие шесть-десять человек, считай, неполное отделение. Считалось, готовят «комендантскую службу». Конечно, учебный батальон, при котором «комендантские» числились, был куда многочисленнее: рядом занимались полноценные взводы, пулеметчики и снайперы, там понятное и строгое – сержантов готовят, одновременно переподготавливая отозванных из дивизий бойцов на нужные специальности. Фронт уходил все дальше, учебный батальон оставался в тылу, подготовку форсировали. Но так, как «комендачей» – никого не гоняли.

Одурение первых дней Тимофей все же преодолел, и уже мог после ползанья на полосе препятствий, едва умыв рожу и руки, плюхнуться за стол и осваивать мерзко заедающую пишмашинку. Ветхая гимнастерка-подменка еще не высохла на спине, а бойцы сосредотачивались на регистрах, выстукивали под диктовку, на серую бумагу ложились скачущие буквы «исходя из вышеизложенного, считаю необходимым…». Опечатки сыпались как из пулемета, диктовал безликий старший лейтенант то быстро, то с паузами, непредсказуемыми, как все занятия «комендантского».