Мамалыжный десант

– Жень, мы же в тылах, да и о возможностях маневра противника знаем. И командование знает, – заверил разглядывающий серый пейзаж техник-лейтенант. – Хорош накручивать. Все все знают.

– Я, может, не тебе говорю, а товарищам бойцам, – пояснил Земляков. – Они пусть контрразведывательная, но пехота, должны быть готовы и сами своевременно маневрировать, отходить на заранее подготовленные позиции, сохраняя матчасть группы и стратегические запасы тушенки, ибо без ужина нам те ухищрения и головоломки фрицев с драгами и несущими поплавками решить будет крайне сложно.

– Отож очень верно. Без своевременного питания любой парадокс пуст и поверхностен, – подтвердил Торчок.

– Будем иметь в виду те сложности и парадоксы. Товарищ старший лейтенант, давайте я вам окуляры подправлю. А то не доедут ваши очки до Будапешта, развалятся, – предупредил Тимофей.

– Точный у тебя взгляд, Тима! – восхитился Земляков, передавая помятый предмет оптики. – Ничего не упускаешь. А мы, кроты близорукие… эх.

Технический лейтенант засмеялся. Звали его Николай Тесликов, иногда казалось, что он прямо со школьной скамьи в инженеры и попал. Не, так-то спец, это видно, но малость легкомысленный. Технический капитан, по фамилии Жор, был куда посолиднее, видимо, из довоенных гражданских специалистов, спокойный, обстоятельный. Иной раз смотрит на армейскую колонну, словно в первый раз бойцов и офицеров видит. Наверное, такая техническая особенность сознания и созерцания у капитана.

Уже доносилась отдаленная орудийная стрельба, многоствольно вздыхал фронт. Плыли сквозь туман машины и повозки – колес не видно, звуки во влаге глохнут. На окраине городка регулировщица: флажки желтый и красный будто уже одного промокшего цвета, сама как русалка – невидимый хвост в тумане плещет, петлицы на шинели монистом краснеют. Не, есть еще яркости в этом мире, только по большей части они бойцов дома ждут. А здесь торчит из пелены острый и черный церковный шпиль, вокруг стоят каменные распятия, палисадник темнеет, как проволочное ограждение…

Далеко ушли фронты, а Европа еще большая-большая…

– Воздух! – завопили сразу несколько голосов с машин и повозок.

Тимофей сгреб автомат и вещмешок, старший лейтенант Земляков, придерживая разбухшую полевую сумку, уже переваливался через борт, командуя:

– Шустрее! Рассасываемся!

Снизу Тимофей принял у Павло Захаровича мешок с НЗ, вместе побежали в поле, сапоги немедля стали вязнуть в чуть прихваченной холодом, но цепкой, как капкан, земле. Левее трусил от дороги капитан Жор, задирал голову, пытаясь рассмотреть вражеские самолеты. Видно ничего не было, только нудящий звук нарастал – определенно «юнкерсы», несет же их, гадов, в такую погоду.

Бухнулись с Торчком в какую-то ложбинку, на дне, понятно, была вода. Тимофей закряхтел, чувствуя, как промокают шаровары.

– Отож и я говорю: никакого покою! – согласился Торчок. – Не, ты глянь, вышагивает, как на том параде.

Лейтенант Тесликов, действительно, очень неспешно, соблюдая достоинство, отходил от шоссе. Выбирал место посуше, куда ногу поставить, поглядывал налево на дорогу – там громыхнула первая бомба…

С бомбежкой у фрицев не очень вышло: из поселка ударили зенитки, немедля появились наши истребители. В небе тут же и бешено взревело, и застрекотало. Буквально через какие-то секунды один из «юнкерсов» вынырнул из дымки, перевернулся через подломившееся крыло, запылал, понесся к земле, тускло сверкнул колпаком кабины и под ликующие крики многочисленных наблюдателей ахнул в самую середину размокшего кукурузного поля. Взорвался тяжко, словно жаба обожравшаяся.

Среди небесных туч стихло почти так же быстро, как и началось. Мелькнули призрачные быстрые тени истребителей, пустившихся в погоню за драпанувшими фашистами, и вновь повисла, казалось бы, непроницаемая облачность.

– Слаженно там на небесах усе, прямо по точному графику, – отметил Торчок, поднимая вещмешок.

– Да уж, – согласился Тимофей, пытаясь отряхнуть вымокшую штанину.

Лейтенант Тесликов уже стоял у машины с распахнутыми дверцами кабины, насмешливо улыбался.

– Вот что ты лыбишься? – приглушенно, но грубо поинтересовался Земляков. – Самый умный? Ну, садись в кабину, если такой храбрый и дисциплина не указ. Отдыхай в безопасности. А то вдруг простудишься или шапку уронишь. Отвечай за тебя потом, за…

Ругательство было малоизвестным, наверное, московским, сугубо интеллигентным. Но лейтенант все равно обиделся, молча сел в кабину и бахнул разболтанной дверцей. Остальные полезли в кузов, в том числе и лишившийся теплого места техник-капитан.

Злиться на нахальство распоряжавшегося Землякова капитан не стал, только негромко заметил:

– Напрасно так, Жень. Просто нет опыта у человека.

Переводчик, видимо, хотел ответить грубо, но воздержался. Лишь пояснил:

– С такими понтами у него фронтового опыта и не будет. Только и похороним дурака. А оно нам надо?