Мамаша Бармалей

– И почему, когда человек клянется, что говорит правду, талдычит: «Честное слово, я никогда не вру», вот почему я ему не верю, – засмеялся стажер, который, похоже, не считал меня начальницей, решил самостоятельно вести беседу и поставил перед собой цель не дать мне ни слова сказать.

– Скажите, пожалуйста, откуда у вас деньги на покупку двух однушек и кафе, а? Почему вы испугались, когда я передал вам привет от Всеволода Игоревича Ракитина? Уверен, что вы прекрасно его помните, – вещал Валера.

Лицо Инны приобрело землистый оттенок, я испугалась, что она опять лишится чувств, и велела Смородину:

– Принеси воды.

– Откуда? – спросил тот, явно не собираясь вставать.

– Сам догадайся, из кухни, – отрезала я, – быстро!

Парень медленно встал и покинул гостиную, я посмотрела на хозяйку, которая на этот раз не вспомнила про порядок на кухне.

– Мой спутник грубо себя вел, прошу у вас за него прощения. Скажите, вы пекли рулеты для Ракитина? Он у вас их покупал?

Хозяйка кивнула.

– Почему он к вам обратился, – осведомилась я, – а не пошел в ресторан?

Инна Федоровна вдруг улыбнулась.

– А к кому ему идти, как не к сестре подруги? Я готовлю лучше тех, кто работает в общепите.

Я чуть не вывалилась из кресла.

– Ваша сестра и Всеволод…

– Они жили в одном интернате, – перебила меня Инна, – Зина старше Севы. Один раз ночью она пошла в туалет, услышала, как кто-то плачет в чулане возле кухни. Заглянула туда, увидела новенького, ему тогда вроде десять или девять лет было, Зинулька на три года старше. В детстве это серьезная разница.

В комнату вернулся Смородин и протянул мне чашку.

– Поставь на стол, садись и молчи, – распорядилась я.

Инна запрокинула голову.

– Зина в детдоме жила с семи лет. Отец после смерти ее матери быстро женился. Мачеха вскоре забеременела, Зиночка стала им не нужна. Интернат был хороший, обстановка семейная, у каждого своя спальня, воспитанников мало. Все дети очень талантливые, их называли вундеркиндами. Таких, как Зина с Севой, без особых способностей, больше не было, только они двое. Наверное, за Зинку отец, за Севку дед директрисе заплатил, вот их и взяли. Мальчик на каникулы уезжал к деду, возвращался грустный. Старик постоянно имя внука путал. То Степаном его назовет, то Семеном, то Володей. Кормили Севку хорошо, вкусно, не ругали, делай что хочешь. Но обидно же, когда твое имя забывают. С ребятами в интернате ни у Ракитина, ни у Зинули отношения не складывались. Дедовщины в детдоме не было, все попытки агрессии жестко пресекались воспитателями. Да и воспитанники не собирались кого-то чморить, они все были слишком умны, заняты своими делами, гениальные математики и физики… Сева и Зина были самые обычные. И о чем великим с ними говорить? Ребята подружились по причине своей одинаковой тупости по всем точным наукам и стали считать себя братом и сестрой. А мы с Зинулей в один детский сад ходили. Ираида Леонидовна, моя мама, дружила с покойной Галиной Васильевной. Когда та умерла, мамуля постоянно забирала Зину к нам, мы пошли в один класс. Очень моя мама ее отца, вдовца, жалела, а тот быстренько опять в загс побежал с беременной любовницей. И отправил Зину в интернат. Невероятно стремительно события развивались. В сентябре Зинуля была счастливой первоклашкой, в ноябре умерла ее мама Галина Васильевна, в январе вдовец стал молодоженом, в апреле – отцом новорожденного сына. Дочь покойной жены новобрачный живо в интернат сплавил, домой неохотно ее забирал. Лето Зиночка проводила на нашей даче, мы с ней считали себя сестрами. Конечно, я хорошо знала Севу. Дача наша – убогий щитовой домик в селе Уборы. А у деда Севки был огромный дворец на Николиной горе. От деревни на велосипеде до него минут пять-семь езды. Ракитин к нам часто приезжал.

Когда Сева из интерната вышел, у меня уже мама умерла, и я от тоски выскочила замуж за Афанасия Никитина. Поверила, как дурочка, в счастливую семейную жизнь, перебралась из нашей коммуналки вот в эту квартиру, где мы сейчас сидим. Зинуля тогда тоже вышла замуж за иностранца. Севе досталось все имущество деда. Ракитин пока о семье не думал, но решил купить большую квартиру, не хотел жить в московских апартаментах деда. Я тогда как в коммуналке жила, вернее, мучилась с пьяницей и его мамашей. Ну и сказала Зинуле, что в подъезде хоромы продаются. Она обрадовалась, сообщила Ракитину, тот апартаменты купил, зашел ко мне, принес дорогие конфеты, духи, конвертик приложил. Поблагодарил за наводку, очень мило себя вел. Мне еще от хозяина хором кое-что перепало. И Ракитину, и Зинуле повезло больше, чем мне. Подруга в Германию укатила. Сева все имущество и деньги деда огреб. Я осталась нищей, плюхи каждый день получала и от мужа, и от старухи.

Инна опустила голову.

– Завидовала ли я им? Скорее обижалась на судьбу, которая мне ничего хорошего не дала. Зинуля меня не забывала, раз в месяц посылку присылала с одеждой всякой. Сева женился, мы с ним в одном доме жили, но в гости друг к другу не ходили. Здоровались при встречах. И вдруг он ко мне пришел с во- просом:

– Инна, ты умеешь печь рулет с грибами?