Мамин Восход

Работая в цеху, она не могла уделять домашним делам много времени. Уходила, когда мы еще спали, приходила поздним вечером. Только субботы и воскресения были отданы нам безраздельно. Бесконечным разговорам не было конца! О чем? Обо всем на свете и, конечно, о фабрике. О госзаказе, который дает уверенность в завтрашнем дне и о плане, который надо выполнить, во что бы то ни стало. О пряже, из которой вяжутся свитера, новых моделях этих свитеров и вчерашнем фельетоне в городской газете, озаглавленном словами популярной песенки: «Оранжевое небо, оранжевая мама, оранжевый верблюд…».

Ну, был тогда на «Восходе» только один краситель – оранжевого цвета. И вся продукция – естественно! – выходила оранжевой, ну и что? Сразу же давайте фельетоны писать?

Эти редкие моменты нашего общения давали мне очень многое. Я становилась умнее, но хотелось быть еще лучше. Ведь становление человека продолжается всю его жизнь.

– Думай, думай – каждую минуту думай. Старайся понять любую мелочь, вникай во все! – говорила мне мама – и я училась думать.

Много лет спустя, в период перестройки, создавая собственную фирму, как всегда советовалась с ней.

– Замахнувшись на такое серьезное дело, учись разбираться в его деталях, – говорила она по телефону, и я шла на бухгалтерские курсы – чтобы узнать хотя бы азы незнакомого дела.

А где-то лет в двадцать начинаешь понимать смысл слова «самовоспитание». Но для этого надо прочитать массу книг, уметь отделить «зерна от плевел», да и цель этого самовоспитания выбрать правильную.

Правильную цель – поступление в институт – мама поставила передо мной после окончания десятилетки. Выбор был невелик: педагогический институт, медицинский, и сельхоз. Решили – буду поступать в «пед», на физмат. Математика в школе давалась легко, домашние задания выполняла на переменках и до сих пор уверена в том, что математика самая легкая наука – ведь там все так просто! Тем не менее, мама отправила меня к хорошему репетитору и стала искать, кто посодействует на экзаменах. Поэтому, и только поэтому я набрала четырнадцать баллов – при проходном – двенадцать. Набрала, несмотря на казус, случившийся на вступительном экзамене по физике.

…Благополучно сдав трудную физику, стояла на фабричной проходной, ожидая маму. Когда та пришла, кинулась на ей грудь и разревелась.

– Доченька, ну и бог с ним, с этим институтом! – неверно истолковав мои слезы, стала утешать мама, – пойдешь работать, а на следующий год опять попробуешь поступить.

– Не надо на следующий год, я пятерку получила!

– А чего же плачешь?

– От радости, наверное! – и стала рассказывать, как взяла билет, села за парту, вытащила шпаргалку, положила на коленку и, прикрыв юбкой, бессовестно все скатала. Как «препод» заметил, подошел, посмотрел фамилию на моем листе, пошел к своему столу. А там, заглянув в свой талмуд, (вовремя, ах как вовремя!) понял, что за меня просили! Вернулся, помог спрятать шпаргалку, пробежал глазами ответ и кое-что к нему добавил. Потом улыбнулся, со словами:

– Вы же все знаете, зачем было так рисковать? – поставил пятерку, и я отправилась через весь город к маме на фабрику – порадовать.

А первый вопрос, что был в том билете, помню до сих пор: простенький такой вопросик – «Строение атома».

Есть у меня закадычная подружка Лариса. Мы жили по-соседству, учились в одном классе, а потом в группе «ж» математиков сообща постигали (не скрою, с большим трудом) высшую алгебру. Медленное танго или задорный чарльстон на танцах в летном училище отплясывали тоже вместе. Вобщем, скучать было некогда – жизнь била ключом, семестр проходил в безудержном веселии, только на учебу времени не хватало – с наступлением сессии приходили суровые дни. Труднейший предмет – матанализ сдавали, бывало с третьего захода.

Не знаю, где проливали слезы другие двоечники – мы с Лариской под деканатом. Казалось бы – ну и рыдай себе где-нибудь в уголочке – так нет же! Драма должна происходить у всех на виду – устроившись у широкого окна, мы ревели белугами.

– Еще и ВП с начерталкой прокатил! – всхлипывала я, подсчитывая «заваленные» экзамены.

А тут – ну надо же! – выходит из дверей сам «ВП» – доцент Горячкин и сочувственно говорит:

– Ладно, девчонки, не расстраивайтесь. Приходите ко мне завтра начертательную геометрию пересдавать.

Горячкин, конечно, хорошо знал, что до завтра «начерталку» не выучить, и вечный вопрос студента:

– А можно завтра пересдать? – приводил его в восторг:

– У этого нахала за ночь знаний не прибавится ни на каплю, но он обязательно придет завтра «подчищать» свой «хвост»! – с улыбкой поучал наш доцент молодого аспиранта.

По дороге к дому хохотали, начисто забыв про злополучный провал, а у родных дверей снова начинали рыдать – чтобы мама пожалела. Мама жалела, но привыкшая все контролировать, бывало, наутро шла выручать свое легкомысленное чадушко. Иван Леонович Ионесян, наш заботливый и отзывчивый декан, обычно «входил в положение».

За четыре года мама познакомилась со многими преподавателями моего института…