Мамины глаза

Я бы спел тебе песню, но ты ее не услышишь,
Я построил бы дом, но ты в нем не захочешь
                                                             жить, —
И огромное небо, свернувшись, лежит на крыше,
Я смотрю на него – и не знаю, о чем просить.

                На небе след моих губ —

                Это я целовал тебя,
                На небе след моих рук —
                Это я обнимал тебя.
                У неба цвет твоих глаз,
                Оно плачет и плачет дождем —
                Небо помнит о нас —
                Это мы забыли о нем.

Может, мы заблудились, когда улетали к звездам,

Может быть, потеряли друг друга
в земной толпе…
И я небо листаю, как будто читаю прозу —
А когда-то стихи я на небе писал тебе.

Прибалтийский сюжет

Пустынно.
              Сосны.
                        Мелкая вода.
Ручей в ладони ткнулся по-щенячьи.
А горизонт еще не обозначен,
и осторожно светится звезда,
переплетая светом дым рыбачий.

И волны вновь касаются песка,

как тысячу судеб назад касались,
и рыбаки целуют жен-красавиц,
как целовали в прежние века.

И ожиданье тягостно, как встарь,

и, боже мой, как далеко до ночи,
когда рыбак единственный хохочет
и голосит: «Хозяйка, куховарь!» —
красивый черт, как на рассвете кочет.

И связку рыбин спелых тянет ей:

– Хорош улов?
– Давай домой, бродяга…
Рыбачка мужа встретит у дверей,
вмиг позабыв про день тревог и тягот.

И уплывает древняя вода,

И тысячи судеб – как не бывало…
Рыбачка убирает покрывало,
И осторожно светится звезда.

Конец дождя

В миг равенства дождя и синевы
зашелестит тугая ветка клена —
и вспыхнет каждый лист огнем зеленым,
и мокрые очнутся соловьи.

Оказывается, уже закат

себе гнездо свивает в поднебесье.
Давайте, соловьи, включайте песню —
чтоб цветомузыкой был этот миг объят!

Полнеба – для дождя, полнеба – для заката,

и тишины всего чуть громче соловьи…
Так что – приобретенье, что – утрата
в миг равенства дождя и синевы?

«Освобождалось небо от грозы…»

Освобождалось небо от грозы,
от ветра дерева освобождались,
хотелось быть счастливым и босым,
как этот сумасшедший мокрый аист,
который, в небеса разинув клюв,
взмахнул крылами, радугою брызнув.
И женщина, из-под руки взглянув
на радугу, повисшую так близко,
освобождала плечи от плаща,
и с каждым мигом становились глуше
воспоминания воды, притихшей в луже,
о времени стремительном дождя.

Апрель