Мамочка из 21-го бокса

По струящемуся пеленой запаху бензина, идущему откуда– то из спальни, дед дошёл до Варьки. «Неужель отсюда?» – он наклонился над ребёнком. Светло-русые волосы малышки бле-стели на свету, и кое-где просматривались малюсенькие капельки жира. Дед принюхался – резкий запах бензина дал ему в нос!

– Девки! Девки! Вы чего с ребёнком наделали? Да я вам сейчас головы откручу! – кричал он на кухне.

– С ума что ли? – баба Вера покрутила пальцем у виска.

– Сами вы с ума! Почему от малышни бензином тащит?! – расходился дед.

– А не надо лезть, куда не просят. И будешь тогда вкусно пахнуть! – отчеканила я. – Между прочим, это она ещё нормально пахнет. Почти что не заметно!

– Ничего себе не заметно! – не унимался свёкр. – На всю избу!

– Ну да ладно тебе… – вступила в разговор свекровь. – Гуталином она твоим вымазалась. Еле отмыли.

Дед метнулся в свою кладовку и обнаружил, что вещи там лежат не так, как он положил. «А что – две бабы уследить не могли? – начал ругаться он. –  Да что вы за хозяйки такие! Вот! И гуталина у меня теперь нет.» «Да! Посиди. Поплачь. Погрусти, что у тебя гуталина нет! Как теперь и жить-то без него будешь, не знаю.» – подтрунивала над мужем свекровь.

Тот, ничего больше не говоря, лёг на свой драный полушубок, постоянно валявшийся у печки и забурчал: «Эх! Д-достали!»

На этот раз мы решили не трогать свёкра. Как говорится, не трогай, человека, дай выспаться.

– Ну что, Маша, поедим? – предлагала мне поужинать свекровь.

– Поедим, – со вздохом ответила я.

– А Вадька где? Вечер уж? Всё-т дома нет. – проговорила я вслух.

– Атак у Мишки трактор чинят, – как будто бы между делом сказала мать мужа.

– Интер-ресно! А почему мне ничего не сказал? Зачем ему трактор? Он даже и водить-то не умеет! – расходилась я.

– Так железо хотят из леса вывозить. Тут залежи, знаешь, какие есть. Ещё со времён Великой Отечественной, – пыталась усмирить меня мать.

– Нахал! Хоть бы предупреждал! Так, получается, он даже и не узнал бы, если б я уехала?! – шумела я.

Мать потупила глаза.

– Понятно. Можешь не объяснять.

В одном халате я выбежала на крыльцо. Холодное солнце уже садилось. Тоненькие сверкающие сосульки висели на концах крыши, которая служила навесом над крыльцом, и освежались с каждой новой каплей, сползавшей по ним. Весна. «Надо скорее уезжать отсюда, – размышляла я про себя – Хватит». Забежав в дом, я накинула на себя куртку и платок, запрыгнула в резиновые сапоги и побежала по посёлку.

Ноги проваливались в недавно нападавший снег, а сломанная тропинка уводила всё дальше и дальше. «Здрасте, тёть Ий!» – встретила я недалеко от своего дома старую знакомую. «Здравствуй, Машенька! А куда это ты побежала такая раздетая?» – зацепилась она.

– Пионерку ищу. Не знаешь, кто уже ездит? – запыхавшись, спрашивала у неё я.

– Так как же! Спроси у Мартына-то! Поди, ездит…

– У Мартына?

– Ну. У Лациса.

– А я ведь его и не знаю совсем. Как хоть выглядит-то?

– Так как-как? Высокий такой. Очень высокий! Глаза большие, чёрные! Живёт вон у самой линии! Не промахнёшься, однако.

– Может, проводишь меня, тёть Ий?

– Да какое же! Не-не! Мы ещё из-за той посиделки не разобрались, даже и не проси.

– Ну, и на том спасибо. До свидания.

– Удачи, Машенька.

Сильный порывистый ветер хлестал мне в лицо и щипал голые ноги под длинной свекровкиной курткой. «Вот я дура! Хоть бы штаны какие надела – нет, ведь! Побежала!» – ругала я саму себя. Деревья качали своими зелёными головами и задавали тон сегодняшнему вечеру. Темнело. Сосны и ели, которых кругом было полным полно, наводили на меня страх. Недаром поговаривали, что ходят по деревне волки. Между прочим, собак на Камчатке (так назывался один из районов посёлка), совсем не осталось. Всех перетаскали. Рассказывали, что с вечера хозяин пса накормит, а утром выйдет – одна цепочка лежит, да шерсть с кровью клочками валяется. Иду к Мартыну, а сама истории эти вспоминаю. И одна ярче другой мне представляется. По спине холодок мерзопакостный повеял вдруг – слышу дыхание позади себя где-то снизу. Будто слюни с языка длиннющего капают… Иду – дышать боюсь. Повернуться охота, а страшно. Так страшно, что аж шея затекла! Бежать нельзя. Стоять нельзя. А узнать, страсть, как хочется! Вспомнила я, как баб Нюра кричала раньше в лесу. Сделала я ещё несколько шагов и как заору во всё горло, да как повернусь резко! Чуть ли не прыжком! Ой, какой же волк-то? Псина-то моя! «Тфу-ты! Жулик! Слава богу! И откуда ты тут взялся!» – чесала я шею и бока своей собаке. Жулик упал на спину и начал кататься. «Ну, ещё снегопада мне не хватало!» – пытаясь его поднять, проговорила я. «Жулик! Жулик! – звала я пса. –  Пошли со мной».

Покосившаяся изба Мартына стояла у самой линии УЖД. По расчищенным мосткам я добежала до входной двери, но стучаться в неё мне не пришлось. Он вышел откуда-то из-за дома. Раскрасневшийся. Окосевший. И с маленькой собачонкой на руках. «Нюся, Нюся», – поглаживал он свою болонку. Жулик зарычал на неё. «Не рычи, не рычи! Мы, между прочим, у себя дома, – прерывал его пьяный мужчина. –  А что Венька до дома уже доплёлся?»