Мамочка из 21-го бокса

– А! Точно! Варюха спит? – прижав голову к плечам, спросила она.

– Ага-а… Только заснула. Если разбудишь – полночи с ней маяться буду.

– Ну ладно-ладно. Молчу.

– Чего с учёбой-то делать будешь? – спрашивала она у меня.

– Так, а чего? В июне экзамен пересдам Чугуновой, а в июле – с очниками ГОСЫ и диплом, а там прощай, ненавистный университет!

– Ну ты, Машка, оптимистка! А чего ж ненавистный-то?

– А знаешь, мало там людей… Буквально несколько!

– Это ж ты о чём?

– Да по пальцам пересчитать можно!

Юлька смотрела на меня с экрана монитора и хмурила брови, стараясь понять, к чему это я веду.

– Э, голова в моём ноутбуке! – громко шепнула я Юльке (та рассмеялась). – Ты вообще у меня на коленях сидишь! Так что не бухти! Я-то, знаешь, к чему веду?

Юлька вопросительно кивнула.

– К тому, что настоящих учителей, ну, в смысле преподавателей, я видела совсем немного! Я говорю о тех, которые не только заставляют тебя учить свой предмет, но и интересуются твоей судьбой, жизнью, проблемами. У нас же в университете как? Большинство преподов – женщин, ушедших с головой в науку, считают, что прежде всего нужно выучиться, а лишь потом создавать семьи и рожать. В какой-то мере я их даже понять могу. Но не забывают ли они, моя дорогая, о том, что, когда создавались заочные отделения, в первую очередь они и предполагались вот именно для таких, как я. Для тех, кто хочет и учиться, и работать, и создавать славную ячейку общества. А тут, как рабы, получаемся. Есть у нас жрецы в универе, которые диктуют свои условия, а о тебе никто и не подумает. Я-то ничто. Трудности для меня – дело плёвое. Я когда шла учиться, примерно представляла, что меня ждёт, и была готова к этому. Да в принципе, Юлька, ты же меня знаешь: я к урокам была готова всегда. Но, извини меня, не ставить зачёт только потому, что я была беременна? Ну уж извините! Не поверишь, так в ушах и стоит, как наша преподша мне говорит: «Вы или рожайте, или учитесь! Выбирайте, милочка!»

– А ты ей что? – внимательно меня слушала Юлька.

– Так, а что? Ты разве эту историю не помнишь? Я ей сказала, мол, я и так уже выбрала: на заочном учусь.

– А да-да, она ещё тогда тебе сказала, что это не ответ! – вспомнила подружка.

– Ну и вот! А ты спрашиваешь, почему я говорю, что ненавижу универ…

– А с Вадькой чего? – перешла она на больную для меня тему.

– А чего с ним станется? Живёт в деревне. Я как несколько недель назад оттуда уехала, так его больше и не видела. Звонил тут, правда, пару раз, но я трубку не беру.

– А почему?

– А жить по-человечески не умеет.

– А мама твоя как?

– Да ничего. Работает. Иногда к нам заходит, иногда мы к ним.

Варя заныла, и мне пришлось отключить Юльку.

Я сбегала в комнату и погладила малышку по голове, чтобы та успокоилась. Она снова заснула. Я пришла на кухню, села на маленький диванчик и взглядом обвела помещение: как меня раздражали старые, задрипанные обои, замасленные у плиты и треснувшие в нескольких местах; старая люстра, закопчённая от вечно дымящей печки и замызганная ковровая дорожка совдэповских времён! «Неужели тут можно жить?» – спрашивала себя я и переводила взгляд на входную дверь, которая вела с улицы: перекосившиеся косяки какого-то коричнево-оранжевого цвета венчали её и создавали ещё более уродливый вид. Ещё когда мы въезжали в квартиру, я хотела, чтобы кухня была яркой-яркой, и попросила Вадика покрасить светло-оранжевым цветом пол и дверь, купила яркие обои и думала, что всё будет, как я хочу. Но вышло совсем по-другому: пока я была на очередной сессии, он умудрился уйти в очередной запой и попросил соседей-алкоголиков заняться ремонтом у нас дома. В итоге печки приобрели противный тёмно-фиолетовый оттенок, а пол и двери – ненавистный оранжевый. «Эх! – вздохнула я. –  Надо же! Ни на кого надеяться нельзя. Смешно даже: всю жизнь прожила в благоустроенной квартире – и на тебе! Правильно говорят, самый главный экзамен для женщин – это хорошо выйти замуж… Ну, а коли у меня это не совсем получилось, буду горбиться и волочить свою ношу дальше. Правда, и это можно делать по-разному. Говорят, нужно относиться ко всему проще и не обращать внимания на трудности. Слова, конечно, словами, но смогу ли так я?»

«Ну, давай разберёмся, – говорила я сама с собой. – Маме с Танькой жить и без меня нелегко. Свекрови нужен только сын и ничего кроме сына. Друзей как таковых у меня нет. Есть только подруги, которые могут забежать на пару секунд, спросить как дела, и, не дожидаясь моего ответа, убежать. Есть, конечно, и такие, которые вспоминают обо мне в тяжёлые моменты жизни. Правда, не в мои. Как там говорят? Помоги человеку в трудную минуту, и он вспомнит о тебе. В следующую трудную минуту. Жаль, что я со своим придурковатым характером помчусь спасать всю планету, неважно ночь то будет на дворе иль день. Людей в моём окружении с такими же принципами, пожалуй, не найти. И именно поэтому, когда помощь нужна мне, как правило, я её не нахожу. Так и получается, что надеяться я могу только на себя и, пожалуй, на Бога».