Мамы-мафия: противоположности разъезжаются (ЛП)

Маммограмма была назначена во вторник в малиновку ровно. Я всегда думала, что это обследование абсолютно безболезненно, но как может быть безболезненным обследование, при котором груди сплющиваются в котлету?

– Почему вы мне плющите другую грудь? – возмущённо вскричала я. – Узелок только в этой груди!

Но рентгенологу это было без разницы. Она сплющила мне и другую грудь. Я начала бояться, что им никогда уже не вернуться в прежнюю форму.

– Ну что? – одевшись, спросила я. – Это что-то плохое?

– Мы пока не можем сказать, – ответила медсестра. – Позвоните нам завтра с полчетвёртого до четырёх, мы вам скажем результат.

Я была глубоко разочарована, что мне опять придётся ждать, но ещё больше я была разочарована после звонка, когда врач мне ответил:

– Ну, кисту и папиллому млечного протока мы можем исключить. Я полагаю, что это фиброаденома, но с уверенностью мы сможем сказать только после биопсии.

– Что? – вскричала я. – Ещё не всё? Зачем ещё биопсия? – Слово звучало так, как будто это тоже будет больно.

Врач объяснил, что это обычная процедура, и посоветовал мне обратиться в гинекологическое отделение больницы Элизабет.

Я была совершенно потрясена. Маммографию можно было не делать. Имейте ввиду, в следующий раз надо сразу записываться на биопсию.

Я уже боялась, что всё перенесётся на следующий год. Но оператор в больнице Элизабет услышала слёзы в моём голосе и сжалилась надо мной.

– Я запишу вас на 17-е, – сказала она. – Тогда вы по крайней мере узнаете результат до рождества.

Я от благодарности разревелась.

– Какая вы милая, – просипела я. – Большое, большое спасибо. Вам нравятся резиновые сапоги?

*

В четверг перед отлётом Эмили в Лондон я, как обычно, забрала их с Валентиной из школы.

– Несправедливо, что у тебя каникулы начинаются на две недели раньше, чем у нас, – сказала Валентина.

– Это не каникулы, – ответила Эмили. – Это тяжёлая работа. Все говорят со мной только по-английски, даже моя мама.

– Класс, – сказала Валентина. – Но мне тебя будет не хватать, когда я буду сидеть в классе одна со всеми этими болванами.

– Я подумала, что раз вы надолго расстаётесь, то мы можем по этому поводу испечь пирог, – предложила я.

– Ох, мне так нравится печь пироги, – вскричала Валентина и в восторге захлопала в ладоши.

– Мне тоже! – вскричала Эмили, бросив на меня косой взгляд. Даа, дорогая, я хорошо помню, как мы в прошлый раз вместе пекли пирог. Ладно, ничего страшного. Своё мнение можно и поменять.

Валентина радостно улыбнулась мне.

– Ты такая хорошая, Констанца. И я очень рада, что моя мама может участвовать в Клубе милых мам.

Я смущённо улыбнулась. Клубом милых мам назвала нашу мамы-мафию Анна, когда Даша поинтересовалась, как называется наше «общество».

– Слово «мафия» могло её отпугнуть, – объяснила Анна. Она познакомилась с Дашей, когда забирала у нас Яспера.

Пара глотков гран марнье в кофе, и обе дуэтом запели тоскливую песню о степи и ямщике. Как оказалось, у Анны была музыкальная русская бабушка.

Ни пение, ни название «Клуб милых дам» не испугали Дашу – она уже была с нами, хотела она того или нет.

– Мама уже больше чувствует себя в Германии, как дома, – сказала Валентина. – И я тоже.

Погода стояла прекрасная, все дома на нашей улице были освещены гирляндами, поэтому я решила после обеда украсить наш дом к рождеству и сгрести листву в саду.

– Чтобы саням с Дедом Морозом было удобнее приземляться, – сказал Юлиус.

– Именно, – ответила я. – Хочешь мне помочь? – Но Юлиус лучше хотел кататься на роликах с Эмили и Валентиной.

– Только по тротуару и только на нашей стороне улицы, – велела я, и хотя дети меня послушались, я каждые пять секунд поднимала голову над изгородью и смотрела, всё ли в порядке.

Солнце выманило многих людей на свежий воздух, даже фрау Хемпель вышла на улицу, чтобы попинать листву на тротуаре и попридираться ко мне. Я-де слишком поздно начала украшать сад, и листва нападала только с наших деревьев, и окна мне надо тоже помыть до рождества.

– Посмотрим, – ответила я.

– Посмотрим, посмотрим! Вы, молодёжь, всегда думаете, что работа делается сама, а вы можете заниматься чем хотите, – сказала фрау Хемпель. – Вы и мою Гитти заразили своей небрежностью. Сейчас она даже верит, что справится одна в своей собственной квартире! С ребёнком! Ха! На это надо будет посмотреть. Когда у неё не будет никого, кто бы за ней убирал, она быстренько вернётся домой!

– Это то, что Вы думаете, – сказала я и засмеялась. Фраза фрау Хиттлер подходила сюда идеально. Такая фраза, употреблённая к месту, могла, наверное, свести с ума кого угодно.

Распаковывая коробку с новенькой гирляндой фонариков, я услышала, как на тротуаре ругаются дети.

– Вали отсюда, это наш тротуар, – сказал чужой мальчишечий голос.

– Неправда, – ответил ему голос Юлиуса. – Тротуар принадлежит всем.

– А мы не собираемся делить его с такими сопляками, как ты, – произнёс другой мальчишеский голос. – Поэтому вали отсюда, пока цел!