Мой отец ущипнул меня за талию.
– Но она нисколечко не поправилась от печалей, – провозгласил он.
– Ну, это потому, что у меня нет печалей, – ответила я. – Без Лоренца я очень, очень счастлива.
– Нет, не счастлива, – сказала моя мать.
– Счастлива. – Глупо думать, что разведённые женщины только и способны на траур и печаль. Большинство из них, могу поспорить на что угодно, живут счастливее, чем в браке.
Моя мать бросила на меня соболезнующий взгляд.
– Хорошо, что ты примирилась с тем, что ты одна. Всё равно ты не найдёшь дурака, который возьмёт тебя в твоём возрасте и с детьми.
Мне очень хотелось крикнуть им, что я уже нашла себе такого дурака, который намного лучше Лоренца. Но я не стала этого делать. Лучше пускай мои родители считают меня жалкой родственной душой тёти Герти, чем они узнают правду и попытаются довести Антона до бегства.
– Иногда мне кажется, что жизнь без мужчины не так уж плоха, – добавила мать, многозначительно глядя на отца. – Когда нибудь, рано или поздно, человек всё равно останется один. На твоём месте я бы просто представила себе, что Лоренц умер.
– Да, я так и сделаю, – ответила я. – И каждые две недели приходит дух Лоренца и забирает детей на выходные.
– Когда один из нас умрёт, я больше не женюсь, – сказал отец матери.
– Почему ты думаешь, что ты больше проживёшь, чем я? – спросила мать. – С твоим высоким давлением!
– Я этого не думаю. Я только сказал, что когда один из нас умрёт, я больше не женюсь.
– Да и как бы ты смог жениться, если ты умрёшь!
– Я думаю, что брак в целом – переоценённая вещь, – сказала я, но мои родители меня не слышали. Они продолжали спорить о том, кто из них раньше умрёт.
Когда они в семь часов отправились спать, я глубоко вдохнула и отправилась звонить Антону. Я спросила его, как прошла балетная премьера. Антон ответил, что усики сидели крепко, а Эмили была самой красивой пчёлкой.
– Я скучаю по тебе, – сказал он затем. – Я уже предвкушаю завтрашний вечер.
– Знаешь, трубка сейчас сядет, – сказала я. И постучала по микрофону телефона. – И я должна тебе сказать, что птрббуфбуфмт родители сегомпц прхли уже блабумбп ничего, верно? Чттттт я мгла пделть?
– Я плохо тебя слышу, – сказал Антон.
– Потому что трубка счссядт, но пттти мти к сжлению нтпрсуф Шварцвальд знчит длних очмного. Жаль, крунди – больше, чем ты?
– Что? Я очень плохо тебя понимаю, Констанца.
– Главное, ты хадратутси другой раз крамдивумм в вино, но не грусти, птмтчто чтделать, согласен? Или легдарливорне песочница. Ой, трубка садится!
– Завтра поговорим, хорошо? – вскричал Антон. – С твоим телефоном что-то не так.
– Кломорфи они рутитути, к сожалению. Сиден ягяг. Я тебя люблю. Маг ди ззаэтво сердишься?
– Радуюсь нашей завтрашней встрече, – крикнул в трубку Антон.
– Я крам дигельдигель, – прошептала я и быстро положила трубку. Теперь Антон уже не сможет сказать, что я ничего ему не рассказала об изменившихся планах моих родителей. Сказала. Крам дигельдигель.
В эту ночь Зенда и Бергер в какой-то момент прекратили катать по полу орех, луна ушла от моего окна, и я действительно заснула.
Когда мои родители встали в полдевятого, я уже купила свежих булочек, накрыла на стол и заварила чай.
Кроме того, я выпила четыре чашки кофе и уже готовила пятую, когда Юлиус сказал:
– Мама, ты так странно смотришь.
– Как странно?
– Как Губка Боб, – ответил Юлиус.
– Это от кофеина, – ответила я. Лучше бы я добавила в кофе виски, тогда бы я была и бодрой, и расслабленной. Так или иначе – скоро всё кончится.
Мой отец из ванной наверху крикнул:
– Куда ты дела мои жубы, Ульрика?
В это время в дверь позвонили.
– Юлиус, открой, пожалуйста, это наверняка Яспер, – сказала я. – Скажи ему, чтобы он пришёл через час. – Мои родители уже будут, надеюсь, на пути в Шварцвальд, и дом снова будет наш.
– Открой шлюзы, Олаф, – крикнула наверху моя мать. – Никому твои зубы не нужны.
– Мама! – крикнул Юлиус у двери.
Глоточек виски мне всё же не помешает. Я сняла бутылку с полки. Когда я повернулась, передо мной стоял Антон.
У меня перехватило дыхание.
– Юлиус не хотел меня впускать, – смеясь, сказал Антон. Он был в спортивном костюме и с пропотевшими волосами. – При этом я аккуратно вытер ноги! Не могу тебя обнять, я весь вспотел. Но я не мог не забежать и не пожелать тебе доброго утра.
Я знала, что я сейчас выгляжу точно, как Губка Боб. Я чувствовала, как горят мои глаза. Моё сердце определённо не билось уже пять секунд.
– Если я теперь не получу лавовую лампу, то это будет несправедливо, – сказал Юлиус.
– Ты… здесь, – прошептала я, и меня охватила огромная злость на судьбу. Почему хотя бы
Антон поцеловал меня и посмотрел на свои часы.
– Мне пора! Эмили смотрит «Рони, дочь разбойника», и ровно через четырнадцать минут будет сцена смерти с Лысым Пером, поэтому мне надо сидеть рядом с ней и держать её за руку. – Он поцеловал меня ещё раз и повернулся, чтобы уйти. – До вечера. И не думай, что я не видел бутылку виски. От меня ничего не скроешь! – Он снова засмеялся.