Манагер [СИ]

   В сравнении с условиями на других деревообрабатывающих предприятиях этой планеты, условия в лагере Каралтана были ещё вполне щадящими, даже со своими понятиями о справедливости — ведь меня за убийство и порчу имущества Каралтана, не кастрировали и не посадили на кол, как это делалось у других хозяев, а только лишь высекли кнутом. То, что я выжил чудом — это никого не волнует, не сдох же?

  Как мне рассказали, на моё счастье, в лагерь завернул известный шаман, который направлялся к соседнему помещику для лечения его беременной жены — он остановился на отдых в лагере, у его начальника, и пожелал испытать своё новое снадобье на каком-нибудь подыхающем от ран рабе — вот его и привели ко мне. Шаман заинтересовался странным пациентом и оставил запас снадобья для моего лечения. Если бы не его академический интерес — я бы подох на месте. Шаман обещал заглянуть в лагерь через месяца два-три — посмотреть, выжил я или нет.

  На работе в лесу я оказался уже через дней десять после порки — раны зажили, силы, потихоньку, восстановились, так что разлёживаться мне не дали. Штрафной барак оказался более дружелюбным, чем общий — ни наездов, и издевательств в мой адрес никаких не было. А может они помнили, как закончил последний из тех, кто захотел надо мной подшутить?

   Мы ходили связанные по десять человек одной верёвкой — типа, командой. Подъём с рассветом, завтрак — миска каши, лепёшка, вода, потом связывают команды по десять человек, и в лес — до обеда долбим по стволам деревьев, в обед едим похлёбку с мясом, фрукты, неизменную лепёшку — их привозили на чём-то вроде волокуш, в деревянных котлах — потом до вечера опять долбим деревья, и так каждый день, каждый день, каждый день...за вычетом одного дня в неделю — в этот день мы занимались уборкой лагеря, стиркой своих нехитрых пожитков и отдыхом.

  Не могу сказать, что кормили нас плохо — рачительный хозяин заботится о своей скотине — не будешь кормить — передохнут, а рабы стоят денег — надо отправлять экспедиции в леса на отлов рабов, надо покупать их на рынке, надо отправлять длительные экспедиции через море за живым товаром — проще этих содержать более гуманно, нормально кормить.

  Через месяц я уже сносно общался со своими товарищами по несчастью — метод погружения всегда способствовал быстрейшему изучению языка. Жрать захочешь — на любом языке залопочешь. Язык Машрума напоминал что-то вроде смеси языка ацтеков и суахили — это я могу утверждать с полной ответственностью, так как поймать меня на вранье некому — ни одного землянина на этой планете больше не было. Языка ацтеков и суахили я не знал никогда, да и знать не хочу, а вот язык Машрума выучить пришлось.

  В штрафном бараке содержались все, чьё поведение вызывало опасение, но, однако, убивать их было непрактично — как правило, бунтари были сильные, крепкие рабы, и что с того, что они постоянно хотят кого-то прибить или сбежать на волю? На то и есть солдаты, чтобы следить за порядком, иначе — за что они жалование получают.

  Некоторые из моих «коллег» пробовали бежать по три-четыре раза — но эти были так сильно покалечены, что жить им помогала только их несгибаемая вера в освобождение и ненависть к хозяевам — они лелеяли мечту вырваться и поотрезать башки всем солдатам и охранникам лагеря, а также работорговцам, которые их силой и обманом сюда засунули.

  Выяснил я устройство этого мира — ну насколько мог. Итак: мир назывался Машрум — что в переводе...правильно! — Мир!

  Материк, на котором я сейчас отбывал срок за свою похотливость (не побежал бы в кусты с Катькой, не получил бы бед!), назывался Арканак — так же называлось и государство, в котором я имел честь быть рабом. Во главе его, в настоящий момент, был Око Машрума Сантанадапия — что-то вроде императора, или султана. В тонкости я не вдавался, но было понятно, что Арканаком управляют несколько знатных семейств — около пятидесяти, из числа которых и выбирают Око Машрума. Название громкое, но на самом деле, это что-то вроде президента, выборного, правда пожизненно, а семейства — не что иное, как прототип парламента. Каждое имеет там один голос, а место передаётся по наследству. Какой-то кастовой системы я не уловил — в принципе, каждый мог стать и жрецом, и солдатом — по мере сил и ума, а также наличия денег. В остальном — и какие-то законы были, и жизнь шла, вот только одно но — вся система была построена на труде рабов, которых тащили откуда придётся — ловили прохожих, нападали на другие страны, обращали в рабов заключённых, разводили рабов, как скот в общем — обыкновенный рабовладельческий строй. Металлы тут были огромной ценностью, то-то они набросились на мои очки — дужки-то были металлические! Я столько не стоил, как раб, сколько стоили мои очки.