Манагуанда

У Сергея даже не было сил вскрикнуть. Он был в ее полной власти. Сердце колотилось все быстрее и быстрее. Сергей чувствовал, как острые ногти впиваются ему в грудь, раздирая кожу. Но ему даже не было больно, только бешено стучала кровь в висках. Наконец, достигнув наивысшей точки напряжения, его плоть взорвалась, и он потерял сознание.

VI

Очнувшись, Сергей обнаружил, что сидит за канцелярским столом в библиотечном зале. В руке у него было перо, а прямо посередине лежавшего перед ним листа бумаги красовалась жирная клякса.

«Боже! – подумал Сергей. – Неужели я уснул?»

Он посмотрел в окно, потом на часы и понял, что опоздал на ужин. Вскочив, Сергей почувствовал, как тупая ноющая боль прокатилась по всему телу, но не придал этому значения. Он постучал в дверь кабинета заведующей библиотекой и осторожно заглянул внутрь. Марина Анатольевна сидела за столом и что-то читала. Ее красивое лицо, освещенное настольной лампой, было невозмутимо.

– Я еще не все закончил. Когда мне приходить? – спросил Сергей, мучительно думая, заметила ли библиотекарша, что он спал.

– Тебе скажут, – Марина Анатольевна опять погрузилась в чтение.

– Разрешите идти?

Не дождавшись ответа, Сергей помчался в расположение своей роты, потому что уже наступило «время для личных потребностей» – самое приятное время в распорядке дня солдата, когда, наконец, можно немного расслабиться. Конечно, большая часть этого времени уходила на «подготовку к завтрашнему дню»: надо было подшить свежий подворотничок – белую полоску ткани на внутренней стороне воротника гимнастерки, и, по возможности, погладить обмундирование. Кроме того, необходимо было уделить время личной гигиене – умыться и побриться. Поскольку горячей воды в умывальнике не было, мытью подвергалось только самое необходимое: лицо, шея, подмышки и, главное, ноги.

С трудом сохраняя равновесие, стиснув зубы и издавая некое подобие боевого клича самураев, резко суешь ногу под ледяную струю, выдергиваешь, намыливаешь и опять под струю. То же самое с другой ногой. Но выхода не было – если этот акт мазохизма не повторять ежедневно, ноги начинали покрываться язвами от постоянного хождения в сапогах и портянках, которые меняли только раз в неделю, в банный день.

У Сергея почти не оставалось времени, поэтому он, не раздеваясь, схватил полотенце и побежал в умывальник. Там уже никого не было, кроме Горохова, курсанта из того же отделения, где служил Сергей. Горохов всегда и везде опаздывал. Сержанты уже настолько привыкли к этой его особенности, что на каждом построении первым делом интересовались, в строю ли Горохов.

Сергей разделся по пояс и открыл кран.

– Что это с тобой? – услышал он сзади.

Сергей обернулся. Горохов смотрел на него широко открытыми глазами.

– Что? – раздраженно спросил Сергей.

Горохов медленно вытянул руку вперед, ткнул его пальцем в грудь и резко отдернул, словно обжегся. Сергей опустил взгляд и чуть не вскрикнул от неожиданности. Зеркала в умывальнике были старые, наполовину облупившиеся, поэтому он сначала ничего не заметил. Но теперь стал разглядывать себя со всех сторон и с ужасом обнаружил, что руки были в ссадинах, на шее синяки, а грудь покрыта глубокими рубцами.

– И на спине… – протянул Горохов.

С опаской глядя на Сергея, он попятился и поспешил удалиться.

– Господи! – взвыл Сергей. – Что это?

Он натянул майку, накинул гимнастерку и дрожащими руками стал застегивать пуговицы.

– Воробьев, почему еще здесь?! – раздался за спиной грозный голос Шикулина. – Бегом строиться на вечернюю прогулку!

Словно в полусне, Сергей маршировал в строю. Он мучительно вспоминал шаг за шагом каждую деталь прошедшего дня. Но с момента, когда он попал в библиотеку и вывел на бумаге имя первого автора, детали кончались. Оставалось только одно таинственное слово – МАНАГУАНДА.

«Господи! Господи!» – повторял он про себя.

На вечерней поверке старшина дважды выкрикивал его имя. Только когда кто-то ткнул его кулаком в бок, он опомнился и отозвался:

– Я!

Старшина подошел к Сергею. В руке у него было нечто вроде разделочной доски с ручкой, наподобие тех, что висят у хозяек на кухне. Только эта служила держателем для списка личного состава роты.

– Ты что, опух? – он покрутил доской перед носом у Сергея.

– Никак нет!

Старшина хотел еще что-то сказать, но передумал и вернулся на середину строя.

Вечерняя поверка закончилась обычной командой «отбой».

– Воробьев, остаться!

Шикулин и Карнаухов, командир третьего отделения, обступили его, подозрительно оглядывая с ног до головы. Сергей перебегал взглядом с одного на другого, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Сержанты молчали, и это не предвещало ничего хорошего.

– Пойдем в бытовку, – бросил проходивший мимо замкомвзвода старший сержант Доронин.

Бытовкой сокращенно называли «комнату бытового обслуживания», помещение, предназначенное для глажки, шитья, стрижки и тому подобных занятий. Там были все необходимые инструменты и стенды с образцами.

– Ну, рассказывай. Где был, чем занимался? – сказал Доронин.

– Я?.. Я не помню, – Сергей дрожал так, что у него зуб на зуб не попадал. – Рис-совал. Б-буквы.