Манагуанда

Словно в полусне, Сергей маршировал в строю. Он мучительно вспоминал шаг за шагом каждую деталь прошедшего дня. Но с момента, когда он попал в библиотеку и вывел на бумаге имя первого автора, детали кончались. Оставалось только одно таинственное слово — МАНАГУАНДА.

"Господи! Господи!" — повторял он про себя.

На вечерней поверке старшина дважды выкрикивал его имя. Только когда кто-то ткнул его кулаком в бок, он опомнился и отозвался:

— Я!

Старшина подошел к Сергею. В руке у него было нечто вроде разделочной доски с ручкой, наподобие тех, что висят у хозяек на кухне. Только эта служила держателем для списка личного состава роты.

— Ты что, опух? — он покрутил доской перед носом у Сергея.

— Никак нет!

Старшина хотел еще что-то сказать, но передумал и вернулся на середину строя.

Вечерняя поверка закончилась обычной командой "отбой".

— Воробьев, остаться!

Шикулин и Карнаухов, командир третьего отделения, обступили его, подозрительно оглядывая с ног до головы. Сергей перебегал взглядом с одного на другого, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Сержанты молчали, и это не предвещало ничего хорошего.

— Пойдем в бытовку, — бросил проходивший мимо замкомвзвода старший сержант Доронин.

Бытовкой сокращенно называли "комнату бытового обслуживания", помещение, предназначенное для глажки, шитья, стрижки и тому подобных занятий. Там были все необходимые инструменты и стенды с образцами.

— Ну, рассказывай. Где был, чем занимался? — сказал Доронин.

— Я?.. Я не помню, — Сергей дрожал так, что у него зуб на зуб не попадал. — Рис-совал. Ббуквы.

— Буквы, значит? — гневно усмехнулся Шикулин.

— Раздевайся, — приказал Доронин и уселся на гладильную доску.

— Зачем? — спросил Сергей, хотя уже все успел понять — Горохов настучал.

— Ты слышал, что сказал старший сержант?! — крикнул Шикулин.

— Пожалуйста, не надо, — прошептал Сергей. От страха и отчаяния ему захотелось плакать.

— Ну? — нетерпеливо буркнул Доронин.

Он был среднего роста, худой, с нервно бегающими глазами и говорил всегда так, будто стеснялся чего-то. Но к его манерам все уже привыкли, и сейчас было понятно, что он начинает выходить из себя.

Трясущимися руками Сергей стал расстегивать пуговицы и стаскивать с себя гимнастерку.

— Майку, — сказал Доронин.

Сергей послушно снял майку, глядя в пол прямо перед собой.

— Брюки и трусы.

Сергей повиновался. Теперь он стоял совершенно голый.

— Ну и что? — спросил Доронин, повернувшись к Шикулину.

— Я не знаю, мне Горохов сказал, — растерянно пробормотал тот.

— Ко мне его, — будто бы безразличным голосом сказал Доронин, и Шикулин бросился к выходу. В это время труба за окном тоскливо прохрипела "отбой".

Не до конца понимая суть этого разговора, Сергей опустил взгляд еще ниже и вздрогнул — кожа на груди была чистая и гладкая, ни царапинки. Он поднял голову и посмотрел в зеркало: синяков как не бывало.

В бытовку, словно получив увесистый пинок, влетел Горохов в одном нижнем белье. Следом за ним вошел Шикулин.

— Ну и что ты там брехал? — спросил Доронин.

— Я… я… это… у него… — заикаясь, начал Горохов, но, посмотрев на раздетого Сергея, осекся.

— Ну, он же… у него же… ой, мамочки! — только и смог произнести он и тут же получил звонкий подзатыльник от Шикулина.

— Вот что, Шикулин, — раздраженно сказал Доронин, при этом взгляд его неизменно бегал по комнате, ни на секунду не задерживаясь на том, к кому он обращался, — если у кого-то из твоих бойцов на жопе вырастут уши, сначала убедись в этом сам, а потом уже беги докладывать.

Он спрыгнул с гладильной доски и вышел из бытовки.

— Слушай ты, сынок, — зарычал Шикулин, наступая на Горохова, — ты у меня из нарядов вылезать не будешь! Ты у меня на очке сгниешь! Отбой! Бегом! — завизжал он, выталкивая Горохова в коридор. — И ты тоже, — бросил он Сергею, — художник.

Сергей поспешил в кубрик, где уже раздавалось дружное сопение и ужасно воняло портянками. Двое уборщиков, босиком ступая по холодному полу, поправляли одежду своих сослуживцев, сложенную на табуретах, которые были выровнены по одной линии.

Сергей долго не мог уснуть. Голова жутко гудела. Он пытался понять, что же с ним все-таки произошло, но мозг отказывался сформулировать хотя бы одну трезвую мысль. Только что-то темное, бесформенное и пугающее.

Наконец он уснул.

VII

Утро как всегда наступило внезапно. Труба бодро пропела "подъем". Сергей вскочил и стал лихорадочно натягивать брюки. Вокруг суетились полуголые тела, взмывали в воздух встряхиваемые портянки. Шум, толкотня — в общем, все как обычно. Спросонья Сергей совершенно не помнил о том, что случилось вчера, лишь необъяснимая тревога сидела где-то глубоко. Но он не стал обращать на это внимание и выскочил на улицу.

После развода курсантов привели обратно в казарму и приказали получить оружие, противогазы и ОЗК (общевойсковые защитные комплекты). Предстояли полевые занятия. Через пять минут взвод выдвинулся по направлению к полю, на котором обычно проводились подобные испытания на выносливость. Какое-то время шли по асфальтовой дороге.

— Взвод! — скомандовал шагающий сбоку Шикулин, в этот день он опять был за старшего.