Манас великодушный

— Я буду оберегать тебя, как старший брат. Предстоит нам, благородный Сыргак, трудное дело. Видишь вершину горы, кривую, как рог? Это вершина горы Ит-Олбес. До нее два дня пути. За ней ты увидишь острия зубцов, пронзающие небо. Это крепость великанши Канышай, повелительницы монголов. Нам нужно пробраться в крепость. Помни, Сыргак: хотя Канышай женщина и число ее лет не очень велико, она хитра, и победа над ней — богатырский подвиг. Приготовь же сердце свое к подвигу!

Сыргак увидел, что Алмамбет не сердится на него, и повеселел. Богатыри, довольные друг другом, помчались, как две стрелы, пущенные из одного лука, и через два дня достигли крепости великанши Канышай. Грозные часовые стояли на страже, а из крепости доносились песни, крики и веселая брань.

Алмамбет и Сыргак спрятались в небольшой луговине против крепости, на берегу ручейка, бежавшего из-под корней широкоствольного тополя. Всадники напились воды, удивляясь ее сладкому вкусу.

Вдруг из главных ворот крепости вышел человек, нагруженный тридцатью чаначами из козьих шкур. Правое ухо у него было длинное, как у осла. Он направлялся, этот Ослоухий, прямо к тополю, за которым притаились Алмамбет и Сыргак.

— Это водонос, — прошептал Алмамбет, — я слыхал о нем. Его зовут Ослоухий Силач. Сейчас ты увидишь, какова его сила. Помоги мне, Сыргак, с ним справиться!

Водонос тяжело сел на берег и стал погружать в ручей свои огромные козьи шкуры, бормоча:

— Теки, теки, сладкая вода, тебя жаждут чрева знатных и родовитых!

Наполнив до краев ручейковой водой все тридцать чаначей, Ослоухий встал, легко взвалил их на свои трехсаженные плечи и, напевая, двинулся в обратный путь. Неожиданно перед ним вырос Сыргак. Ослоухий, увидев киргизского воина, крикнул: «Ах ты, жадноглазый, тонкостанный!» — и бросил в него все свои тридцать чаначей сразу. Тридцать смертей сделали бы Сыргака своей жертвой, не будь он так ловок: он увернулся, упав на землю, и снова вырос перед Ослоухим, но уже с обнаженным мечом. Не успел Ослоухий вскрикнуть, как его голова оторвалась от плеч, залив кровью острие киргизского меча, упала в траву, и нельзя было понять по раскрытым губам, какое слово хотел крикнуть Ослоухий.

— Я не ошибся в тебе, Сыргак, — похвалил Алмамбет юного богатыря, — ты воистину силен и храбр. Постереги наших коней, пока я не вернусь из крепости великанши.

Алмамбет снял с убитого водоноса одежду, облачился в нее, взвалил на себя тридцать чаначей с водой и направился к главным воротам. Стража пропустила водоноса, и он увидел, что двор крепости битком набит людьми, занятыми пиром. Алмамбет вспомнил, что сейчас месяц Чаган, первый месяц весны, месяц праздников и веселий. Воины великанши Канышай, мужчины и женщины, веселились вторую неделю. Среди них уже давно не было трезвых.

Заметив Алмамбета, один из воинов крикнул:

— Га! Он вышел с ослиным ухом, а вернулся с человеческим!

Второй воин поправил его, с трудом ворочая заплетающимся языком:

— Это другой водонос, пьяная ты голова! Тот водонос был мужчина, а этот — женщина. Хмель отнял у тебя весь твой разум!

Но соседкой этих пьяниц была женщина-воин. Она воскликнула, провожая Алмамбета хмельными глазами:

— Оба вы пьяные дураки! Разве вы не видите, что этот водонос — красивый и статный джигит! Каким он вышел, таким и вернулся!

Между тем Алмамбет быстро и легко двигался по рядам пирующих, не чувствуя, казалось, тяжести тридцати чаначей. Речь его была острой, а лицо приятным, и гости, у которых горело во рту от выпитого арака^[10], охотно беседовали с молодым водоносом и пили его сладкую воду. Алмамбет в оба уха ловил их речи, и вот какие слова он услышал:

— Хороша вода у этого джигита!

— Говорят, в Таласе еще слаще!

— Скоро мы будем в Таласе!

— Какое там «скоро», если Конурбай до сих пор сидит в Железной Столице!

— Вчера прибежали в испуге дракон и тигр, охранители державы. Как видно, киргизы уже вступили на землю сорока ханств.

— Где же Конурбай? Наша великанша истерзала душу свою в ожидании вестей от Широкосапогого!

Такие речи повторялись в каждом ряду пирующих, и Алмамбет пресытился ими. Он понял, что великанше Канышай неизвестны намерения Конурбая, и теперь он думал о том, как бы незаметно выйти из крепости. Он встречался с великаншей во дворце Сына Неба, поэтому он двигался так, чтобы она не видела его лица, не узнала его, и движение его походило на пляску. Гости, в особенности женщины, замерли, завороженные красотой водоноса и его ловкой пляской. Канышай, сидевшая на своем престоле на другом конце крепостного двора, как раз против главных ворот, изо всех сил старалась разглядеть лицо водоноса. Даже сидя, была она ростом с высокую стену, и зубцы стены казались гребнем в ее волосах, выскочившим оттого, что она часто поворачивала свою огромную голову, следя за пляшущим джигитом.

«Кто этот красивый водонос? — думала повелительница монголов. — Как он важен и ловок, игрив и благопристоен! Откуда он появился в моей крепости?»