Манчестерский либерализм и международные отношения. Принципы внешней политики Ричарда Кобдена

Во время парламентской сессии 1844 г. Кобден, встревоженный мрачными сообщениями брата о состоянии их дел, писал: «Я выделю месяц или два для своего бизнеса и, клянусь Богом, только тогда, когда это действительно потребуется. Я веду тут собачью жизнь, и очень хотел бы освободиться от ошейника» (8 августа). На следующий год лишь своевременная помощь друзей предотвратила финансовые трудности и выход Кобдена из кампании против хлебных законов. Он специально отметил, что концентрация на этой кампании в ущерб собственным делам заставляет «жертвовать всеми моими личными перспективами в жизни» и победа застанет его «бедняком». Приблизительно в тот же период в письме другу он писал: «Меня всегда коробило при виде людей, которые приносят благополучие своего домашнего круга в жертву неуемному и нездоровому стремлению приобрести широкую известность. Бог, знающий наши сердца, да избавит меня от таких недостойных побуждений. Я вступил на этот путь случайно, вступил слишком быстро и прошел по нему слишком далеко, чтобы можно было отступить с честью или без риска причинить ущерб стране. Но счастливейшим моментом моей жизни будет тот, когда я освобожусь от противоречивых требований политической борьбы и вернусь к частной жизни» (2 апреля 1846 г.). Как и многие сильные, но слишком эмоциональные люди, Кобден переживал моменты упадка духа. Однако что бы он ни думал о парламентской жизни, когда писал приведенные выше слова, трудно поверить, что он серьезно рассматривал полный отказ от общественной деятельности. Выступая на собрании, которое утвердило роспуск Лиги, он прозрачно намекнул на будущие задачи: «Мы распускаем наших людей, – сказал он, – но остаемся в готовности для любых других хороших дел, и достойные члены Лиги не станут заниматься ничем иным, кроме хороших дел» (2 июля 1846 г.).

Теперь перед мысленным взором Кобдена более четко и ярко предстала задача, которую 11 лет назад он воспринимал как «отдаленную и туманную перспективу». Он уже давно вынашивал идею связать проблему свободы торговли с движением за мир. В нем крепло убеждение, что два эти движения тесно взаимосвязаны и в долгосрочной перспективе судьба у них одна: они либо вместе выиграют, либо вместе проиграют. Главное в том, чтобы человечество осознало и усвоило принципиальную взаимозависимость наций. Кобден понимал, что для достижения этой цели движению за мир следует придать международный характер. «Сколь бы похвальными ни были усилия обществ, выступающих за мир, – писал он в 1842 г., – они не достигнут успеха, пока народы сохраняют свою нынешнюю систему изоляции».

По мере того как Кобден занимался проблемой свободы торговли, в его понимании она все больше и больше приобретала моральное и идеальное измерение, по сравнению с которым материальные выгоды, «ожидаемые от ничем не стесненного коммерческого взаимодействия, стали второстепенными, сколь бы значительны они ни были». «Когда я отстаивал свободу торговли, – сказал он в Рексхэме 14 ноября 1850 г. на митинге сторонников мира, – вы, возможно, думаете, я не видел ее связи с нашим теперешним вопросом или выступал за свободу торговли только потому, что она позволит нам свободнее заниматься теми или иными делами? Нет, я считал, что свобода торговли объединит человечество узами мира, и именно это соображение больше любого другого, как известно моим друзьям, поддерживало меня и побуждало вести эту борьбу». У Кобдена сложилось непоколебимое убеждение, что мир во всем мире и свобода торговли – это двуединая задача или, можно сказать, душа и тело одной задачи.

После отмены пошлин пылкий борец позволил себе короткий отдых в горах Уэльса и уже через месяц собрался в очередную поездку по континентальной Европе ради достижения более обширных целей, которые он себе наметил. Общий замысел и конкретные задачи поездки он изложил в письме Генри Эшворту (4 июля 1846 г.): «С Божьей помощью в ближайшие двенадцать месяцев я намерен побывать во всех значительных странах Европы, посетить правителей и государственных деятелей и изложить им те истины, которые у нас считаются столь несомненными. К чему мне прозябать в бездействии? Если гражданское чувство моих соотечественников предоставляет мне средства на поездку в качестве их посланца[4], я стану первым послом народа этой страны в континентальных странах. К этому шагу меня побуждает интуиция, которая никогда меня не обманывала».