Маньчжурия, 1918. Особый отряд

— Прошу прощения, господин вице-адмирал, но здесь я категорически не согласен с господином прокурором, — произнес Хрещатицкий. — На этого Уманского уже были заявления в прокуратуру, однако никаких мер не было предпринято, — посмотрел он на прокурора. — Третьего дня я получил письмо из Хабаровска, от одного из офицеров-преподавателей кадетского корпуса. Там есть про этого Уманского. Разрешите зачитать?

Колчак насторожился и покивал. Хрещатицкий встал начал зачитывать выдержки из письма — как оказалось, убитый служил на должности комиссара в кадетском корпусе, передавал в новообразованный революционный трибунал списки не только кадет, уехавших в Харбин, но и их родственников, оставшихся в городе. Семнадцать человек были арестованы большевиками, трое из них расстреляны.

— Кроме того, я слышал, что на трупе нашли документы, которые свидетельствуют о его шпионаже в пользу большевиков! — закончил говорить генерал.

— Большевистского мерзавца постигла заслуженная кара! — констатировал полковник Франк.

— Заслуженная или нет — это должны решать следствие и суд! — возмутился прокурор.

— Господа, — своим твёрдым голос промолвил Колчак, — давайте успокоимся! Господин прокурор прав — это совершенно вопиющий случай самосуда, я такое категорически осуждаю! Если тот человек был агентом большевиков и виновен в том, в чём его обвиняют, его следовало привлечь к ответственности в законном порядке. Мы не большевики и не убиваем людей без суда и следствия! — он поднял голос и оглядел присутствующих. — Вы понимаете это?

Сидящие за столом начали кивать.

— Ваше Высокопревосходительство, весь город гудит. Возможны беспорядки среди железнодорожных и заводских рабочих, говорят про общегородскую забастовку. Необходимо изобличить убийц в самые кратчайшие сроки! — продолжил прокурор.

— Так и надо сделать! — подтвердил вице-адмирал.

— Ваше Высокопревосходительство! — поднялся Орлов. — От имени нашей организации я хочу заявить, что мы стояли и стоим за законность и порядок. Из речи господина прокурора можно подумать, что мы за подобные расправы, однако я хочу уверить всех присутствующих, что такие деяния противны нашему духу.

— Имейте совесть, господин полковник — я такого не говорил! — взволнованно возразил ему прокурор.

— Совесть? Вы говорите о совести, будто на судебном заседании. При этом вы забываете, что большевики убивают без суда и следствия наших отцов, матерей, жен, сестёр…

— Господин полковник, вы передергиваете! — сжал губы прокурор.

— Господин генерал-майор сказал, что на теле нашли документы, которые ясно свидетельствуют о том, что он являлся шпионом и приехал в Харбин не просто так. Почему вы об этом не говорите? Почему его не задержали как шпиона ещё неделю назад, когда вам об этом докладывали?

— Всем этим документам мы дадим оценку. Это вопрос следствия.

— Почему вы считаете, что виновны офицеры моего отряда?

— На это указывают улики…

Некоторое время Орлов и Сечкин спорили, Хрещатицкий поддержал Орлова и потребовал опубликовать найденные документы.

— Господа, я требую полного и объективного разбирательства в этом деле в самые кратчайшие сроки! — подытожил Колчак.

Прокурор и несколько человек вышли из вагона. Виктор решил остаться и посмотреть, что будет дальше, поскольку считал себя доверенным лицом и Колчака, и Орлова.

За столом остались Колчак, Потапьев, Орлов, Ванюков, Франк, Хрещатицкий и он.

— Подайте чаю! — вице-адмирал повернулся к официанту.

— Очень неприятное дело, щекотливое, но поскольку прокуратура бездействовала, я могу понять чувства кадет, которые совершили этот справедливый акт мщения, — заявил Хрещатицкий.

— Борис Ростиславович, — поморщился Орлов, — это мог сделать кто угодно — хоть семеновцы, хоть калмыковцы, хабаровских кадет хватает во всех организациях.

— Люди Калмыкова недавно устроили дебош в железнодорожном ресторане, приставали к дамам с непристойными предложениями, — дополнил его Ванюков. — Те ещё фрукты.

— Дисциплина хромает, с такими проявлениями надо решительно бороться, — покивал Колчак.

Подали чай с бубликами.

— Господа, я слышал интересные новости о Семенове, — вкрадчивым голосом сказал Хрещатицкий, глядя на адмирала. — Превосходящие силы красных основательно потрепали его части и чуть не отрезали их от границы. Говорят, что китайцы грозились его интернировать.

— Это изначально было понятно, — заметил Франк, — что так и будет.

— Почему же? — взмахнул ладонью генерал. — Как раз атаман весьма вовремя начал кампанию, поскольку красные в Иркутске и Чите начали формировать части из демобилизованных солдат, рабочих и даже военнопленных. А ещё прибыли эшелоны с балтийскими матросами, как говорят очевидцы. Количественный перевес у них солидный, ждать было нельзя.

— Балтийские матросы, — нахмурился Колчак. — Части из военнопленных, говорите?

— Так точно! По нашим данным, немцы и мадьяры очень охотно идут на службу к красным! — покивал Хрещатицкий.