Маньчжурские правители Китая

Что же побудило вдовствующую императрицу, поклонницу абсолютизма, жестоко расправившуюся в свое время со сторонниками реформ, заговорить о конституции? Напрасно мы бы стали искать в этом шаге престарелой правительницы Китая гуманные побуждения, желания наибольшего блага своим подданным. Цыси руководствовалась опасением за целостность трона и династии. По всему было видно, что в Китае назревало революционное брожение, которое с Юга стало проникать на Север. Подавить брожение вооруженной силой маньчжурское правительство не смогло. Указом о даровании Китаю конституции Цыси рассчитывала потушить народное недовольство существующим режимом в стране. Сделать это не удалось: династия переживала смертельную конвульсию.

Наслаждение властью и богатством

О властолюбии и жестокости Цыси много написано в исторической и мемуарной литературе после ее смерти. Возможно, не все отражено точно: вдовствующая императрица старалась скрыть свои злодеяния от общественной огласки. И тем не менее, как говорят, нет дыма без огня — эти описания в целом соответствовали действительности.

Последний маньчжурский император Пу И о властолюбии Цыси писал: «Она никак не могла упустить полученную однажды власть. Для нее принципы морали и законы предков существовали только для удовлетворения собственных интересов, и Цыси не могла позволить, чтобы они хоть в чем-либо ее сковывали. Все, кто потакал ей — будь то ее близкие родственники или придворные сановники, — процветали, а кто становился на ее пути — гибли».

Обычно человек, с которым Цыси разговаривала, не мог называть себя местоимением первого лица «я»: надо было говорить «раб» или «рабыня» (нуцай). Как-то Цыси спросила жену маньчжурского посланника:

— Я слыхала, что немецкие дворцы обставлены очень просто. Это правда?

Жена посланника ответила ей:

— Рабыня не бывала в немецких императорских дворцах, поэтому ничего не может сказать.

— Вам нравится эта музыка? — спросила Цыси одного сановника во время представления китайской оперы:

— Музыка очень приятная, — последовал ответ, — только раб не особенно разбирается в музыке.

Коленопреклонение и челобитье, как уже говорилось, были непременным правилом для всех, в том числе и для самых высокопоставленных сановников.

Впереди возвышенного трона в часы аудиенции клали на пол пять подушечек специально для членов Верховного императорского совета. Ближе всех к трону находилась подушечка для главы Верховного императорского совета: она всегда была на одном и том же месте, в то время как другие подушечки передвигались.

Чиновники пониже рангом становились коленями на каменный пол без всяких подстилок. Чтобы облегчить свое челобитье, они часто обертывали свои колени толстым слоем ваты, и это не было видно под длинным халатом. Иногда подкупали евнухов: те незаметно подставляли подушечки под колени совершавшим челобитье.

Расстояние между троном и прибывшим на прием было не настолько близким, чтобы он мог подслушать разговор между вдовствующей императрицей Цыси и императором Гуансюем, голос которого всегда был слабым и невыразительным. Подкупленный сановником евнух мог передвинуть подушечку, и тогда посетитель оказывался ближе к трону.

Аудиенция происходила примерно в таком порядке. Чиновник прибывал в Тронный зал в сопровождении евнуха: тот открывал огромные двери тронной комнаты, становился на колени у порога, объявлял имя и должность прибывшего и удалялся, закрывая за собой дверь. После этого чиновник переступал порог Тронного зала и становился на колени перед возвышенным императорским троном.

Восседавшая на троне Цыси и сидевший несколько в стороне и сзади Гуапсюй выслушивали прибывшего, задавали ему вопросы. Когда заканчивался прием, он вставал и удалялся.

Если императорский указ обнародовался в отсутствие Цыси, то сановники все равно должны были становиться на колени, словно при таком торжественном акте находилась сама вдовствующая императрица.

Цыси всегда подчеркивала свое верховенство над Гуансюем. Если она сидела, то он оставался стоять на несколько шагов позади нее и никогда не осмеливался сесть без ее приглашения. Когда вдовствующая императрица приглашала его отведать трапезу за одним столом, он преклонял колени и ел стоя только то, что она ему предлагала.

Во время государственных приемов Цыси старалась не отпускать от себя Гуансюя. Как-то во время такого приема Цыси в разговоре с иностранными дипломатами затронула вопрос о движении ихэтуаней, сокрушалась, что вынуждена была отрезать свои длинные ногти, говорила о своей вере в гадания. Несколько позади нее стоял Гуансюй и молча наблюдал за беседой. Ему, очевидно, это надоело, и он направился в императорский театр, где как раз шло представление.