Маньчжурские стрелки

И в это время он заметил, что на палубе «сто седьмого» появился Механик. Вот он бросается на Кульчицкого, короткая схватка — и оба оказываются в воде. При этом князь хорошо видел, как матрос обхватил поручика смертельными объятиями и потянул его с собой на дно. Понимая, что уже ничем не сможет помочь Кульчицкому, подполковник в ярости схватился за автомат, чтобы весь диск выпустить по тому месту, где расходились круги. Но едва задохнулся его ППШ, как сильный взрыв буквально приподнял подбитый катер красных над водой, расколов его, да так, что какие-то металлические части осыпались на корму баржи, а затем тоже исчез в днепровских водах, словно в библейских водах Иордана.

Прошло несколько минут, прежде чем оставшийся на «сто седьмом» поручик Тирбах сумел разобраться в его машине и остановить суденышко. Фон Бергер, как заправский рулевой, подвел баржу к его борту, однако переходить на бронекатер наотрез отказался.

— Здесь, на барже, еще много снарядов, — объяснил. — У меня свои счеты с этой проклятой Славянией. В плену я днем и ночью бредил, когда наконец снова смогу взять в руки оружие. Хотя бы пистолет. А тут два орудия и три десятка снарядов. Уйдите вперед и подождите меня. Это займет не более получаса.

Застопорив штурвал, чтобы баржа какое-то время оставалась посреди фарватера, капитан фон Бергер метнулся к орудию и заслал в него свой первый снаряд…

Шли минуты, а он все палил и палил. По какой-то деревушке на левом берегу, по причалу, по полузатопленному речному судну, нос которого топорщился над отмелью длинной косы, и просто палил в небеса, расстреливая ненавистную ему, проклятую страну Славянию и собственную ненависть…

23

Они вошли в русло какой-то речушки и целое утро пробивались между ее лесистыми берегами, все дальше уходя от Днепра, в глубь украинского Полесья. Бакенов и пристаней на этой речушке не было, никакие суда здесь, очевидно, никогда не ходили, поэтому появление военного катера в селах и хуторах, которые окутывал своим чахоточным дымом угасавший мотор «сто седьмого», воспринимали как странное знамение войны.

Фон Бергер предупредил Курбатова, что запасы горючего на исходе, а пытаться пополнить его здесь — бессмысленное занятие, и они продолжали медленным ходом углубляться в ивовые джунгли извилистой речушки с безразличием странников, для которых это суденышко всего лишь временное пристанище. Пока оно двигалось, оно приближало их к польской границе — и в этом заключался весь смысл движения. К тому же в кубриках катера было куда уютнее, чем под открытым небом.

Трижды катер упирался килем в мягкие илистые отмели, однако всякий раз четверка дюжих мужиков, составлявших его экипаж, бралась за бревна, подпихивала их под днище и вновь сталкивала «сто седьмой» на глубину.

— Кажется, к нам гости, капитан второго ранга, — неожиданно доложил Власевич, войдя в небольшую каютку, в которой Курбатов, сидя за миниатюрным столиком, мудрил над картой Украины.

— Кого вы имеете в виду, мичман? — за те несколько дней, что они провели на суденышке, оба постепенно превращались в заправских моряков и даже успели привыкнуть к морским званиям, в которые сами себя возвели.

— Милиционера.

— Какого еще милиционера? — мельком взглянул подполковник в небольшой запотевший иллюминатор, за которым медленно проплывали густые папоротниковые заросли.

— На лодчонке который. Прямо по курсу.

— Так, может, человек рыбу удит?

— Может, и удит, но только слишком уж нами интересуется. Надо бы уважить. Власть как-никак.

— У вас что, патроны кончились? — взглянул Курбатов на заброшенный за плечо карабин Власевича, с которым тот предпочитал не расставаться. — Уважьте.

— Милиционер все же…

— Начали раболепствовать перед местными властями? Придется списать на берег.

— Что вы, господин капитан второго ранга, традиционная вежливость моряков.

Фон Бергер уже вынужден был остановить катер, поскольку милиционер со своей утлой лодчонкой буквально перегородил русло речушки и ждал решения командира.

— Что скажешь, служивый? — насмешливо обратился Курбатов к милиционеру.

— Это я вас должен спросить. Куда ж вы, не спросившись броду? Я вас еще вон с холма заметил. Нельзя дальше, там сплошной перекат. Мель, усыпанная стволами, перепаханная корневищами деревьев. Как вы вообще оказались здесь? Вам, наверное, нужна была Припять? Так она туда, севернее, ближе к Бульбонии.

— Какой еще Бульбонии? — не понял Власевич.

— Ну, Белоруссию у нас так называют. Безобидно, шутя. Я так и понял, что вам Припять нужна. Говорят, недавно туда ушла вся Днепровская военная флотилия.

— Точно, ушла. Но у нас своя задача. Судя по произношению, ты тоже бульбон?

— Какого черта? Из местных я.

— Поднимайся на борт, здесь и поговорим.

Милиционеру было уже основательно за сорок. Левый рукав его кителя вздувался под опухлостью бинта, а на груди поблескивали медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды.

— Никак, фронтовик? — поинтересовался Курбатов, вместе с Власевичем помогая старшине милиции подняться на палубу бронекатера.