Мандарин

Вставая со стула, мой собеседник в знак уважения ко мне снял цилиндр и вышел, держа под мышкой свой зонтик.

Когда же я услышал стук хлопнувшей двери, кошмар мой рассеялся. Я выскочил в коридор. Кто-то весело разговаривал с мадам Маркес, но тут же входная дверь тихо прикрылась.

— Кто это только что вышел, дона Аугуста? — спросил я, весь в поту.

— Это Кабритинья, он пошел поиграть в картишки…

Я вернулся к себе в комнату: все, как обычно, было на своих местах. Фолиант лежал раскрытый на той же внушающей ужас странице. Я перечел ее: теперь написанное казалось мне старой добротной прозой нудного моралиста, а каждое слово — потухшим угольком.

Я лег спать, и мне приснилось, что я сижу в беседке буддийского монастыря где-то там, за Пекином, на границе Татарии, и слушаю чрезвычайно мудрые, благоухающие, как ароматный чай, и приятные речения живого Будды.

II

Прошел месяц. Между тем я, влача все то же жалкое существование, все так же служил своим каллиграфическим пером властям предержащим и все так же по воскресеньям восхищался удивительной способностью доны Аугусты выводить перхоть с головы лейтенанта Коусейро. Теперь для меня было совершенно очевидно, что в ту ночь, заснув над фолиантом, я увидел сон, смахивавший на «Искушение в пустыне», только более обыденное. И все же я, не отдавая себе в том отчета, стал интересоваться Китаем. Зачастил в агентство «Гавас», где всегда искал то, что теперь меня особенно волновало, а именно: известий из Срединной империи. Однако по всему было похоже, что ничего существенного в тех краях, где проживала желтая раса, не происходило. Агентство «Гавас» сообщало лишь о событиях в Болгарии, Боснии, Герцеговине и прочих подобных местах.

Постепенно я стал забывать о случившемся со мной загадочном приключении. А по мере того как мое душевное состояние приходило в равновесие, ко мне возвращались и мои прежние честолюбивые мечты, а мечтал я о директорском жалованье, о податливой груди Лолы и о бифштексах, конечно, более мягких и сочных, чем те, что подавались в пансионе доны Аугусты. Ведь и эти радости были недосягаемы, похожи на несбыточный сон суливший мне миллионы мандарина. И бесконечный караван моих мечтаний так и тянулся по монотонной пустыне моей жизни…

И вот как-то августовским воскресным утром я, уже полуодетый, с потухшей во рту сигарой, подремывал, лежа на своей кровати. Вдруг тихонько скрипнула дверь. Я приоткрыл сонные глаза и увидел около себя склоненную в услужливом поклоне лысую голову. Потом услышал взволнованно шепчущий голос:

— Сеньор Теодоро?.. Сеньор Теодоро, служащий Министерства Королевского двора?

Я медленно, опираясь на локоть, приподнялся и ответил, позевывая:

— Да, это я, сеньор, я.

Субъект согнулся в таком подобострастном поклоне, какой, должно быть, делают придворные короля Бобеша в его присутствии. Тот, кто стоял передо мной, был низенького роста и достаточно грузен, его седые бакенбарды касались отворотов люстринового пиджака, на носу поблескивали массивные золотые очки — он был воплощением порядка и дрожал с головы (сияющей лысины) до пят — ног, обутых в сапожки из телячьей кожи. Откашлявшись, он начал слегка заикаясь:

— У меня есть известия для вашей милости! Известия важные! Меня зовут Силвестре… «Силвестре Жулиано и Компания». Я к вашим услугам, ваше превосходительство. Эти важные известия прибыли с пароходом из Саутгемптона. Мы сотрудничаем с фирмой «Брито, Алвес и Компания» в Макао… Сотрудничаем с фирмой «Крэг энд Компани» в Гонконге… Аккредитивы прибыли из Гонконга…

Субъект задыхался от желания сказать все сразу, я его пухлая рука размахивала толстым конвертом с черной сургучной печатью.

— Естественно, — продолжал он, — ваше превосходительство осведомлены… Не осведомлены были мы… И замешательство наше вполне понятно… Но мы смеем надеяться, что ваше превосходительство не лишит нас своего расположения… Мы всегда вас глубоко чтили… ваше превосходительство — цвет добродетели, зерцало чести! Вот здесь аккредитивы на компанию «Беринг и братья» в Лондоне. Аккредитивы сроком на месяц на банк Ротшильда…

При этом звучном, как само золото, имени я, алчущий богатства, спрыгнул с кровати.

— Что это значит, сеньор? — закричал я.

А он, встав на цыпочки, продолжал размахивать конвертом и кричать еще громче:

— Здесь сто шесть тысяч конто, сеньор! Сто шесть тысяч конто, которые переведены на ваше имя, сеньор, в банки Лондона, Парижа, Гамбурга и Амстердама. Они к вашим услугам. Переведены из Гонконга, Шанхая, Кантона. Это — наследство мандарина Ти Шинфу!

Мне показалось, что земля задрожала под моими ногами, и на какой-то миг я закрыл глаза. Но тут же в озарении понял, что с этой самой минуты я вроде бы в какой-то мере воплощение сверхъестественного начала, что я заимствую от него силу и наследую его всемогущество. Нет, теперь я не мог себя вести как простой смертный и испытывать человеческие чувства и, убоявшись изменить предначертанное мне свыше, не пошел рыдать от радости на пышной груди мадам Маркес.