Мандаринка на Новый год

У него нет сил даже спорить, оправдываться, огрызаться. Ник подошёл к окну. На дворе хмурый мрачный ноябрь. И пироги с капустой совсем невкусные.

С этим надо что-то делать – если уже работа начала страдать. Ему ошибаться нельзя никак. Спросил у отца, что лучше принимать от бессонницы – золпидем или нитрозепам? В ответ получил подзатыльник и совет: «Водку!» Мысль о спиртном вызывала отвращение, а вот отеческая длань оказала все-таки терапевтическое действие. Стыдно стало. Ну, надо же как-то справляться с собой. Не пацан уже. Ну, наломал дров. Ну, получил по заслугам. Жизнь на этом не кончилась. Хотя вот в данный момент кажется, что именно кончилась. Надо за что-то цепляться. Работа. У него есть работа. Его слабости не должны на ней отражаться.

Спустя две недели он снова смог нормально спать. А вот аппетит так толком и не вернулся.

* * *

– Любка, прекрати ребёнка баловать!

– А кто балует?

– У него этих тракторов уже столько, что складывать некуда.

– Ну, нравится же Ванечке, – Люба рассеянно смотрит на племянника, увлечённо исследующего новую игрушку. Берёт чашку с чаем, но, так и не отпив из нее, ставит на стол. Рассеянность и задумчивость заметны невооружённым взглядом. Как и роскошный браслет на запястье. И Надя решается спросить:

– Красивая вещь. Можно посмотреть?

– Да, конечно.

Люба расстёгивает замочек и протягивает сестре браслет. Но у Нади странное чувство, что эту вещь хозяйка выпускает из рук крайне неохотно.

Надежда защёлкивает браслет на собственном запястье – на ее руке он сидит так же хорошо, как и на Любиной. Поворачивает руку из стороны в сторону.

– Красота какая. Это кто же тебе такие дорогущие украшения дарит?

– А точно дорогущие? Я не очень в этом разбираюсь, ты же в курсе. Это ты у нас ювелирный эксперт стараниями Вектора.

– Ну-у-у… – Надя с видом профессионального ювелира прищурилась, разглядывая украшение на собственном запястье. – Две, две с половиной тысячи, думаю.

– То есть это… бижутерия?

– Ну, мать, ты даёшь… Две с половиной тысячи евро!

– ЧТО?! Сколько?!

– Ну, в этих пределах. Я же говорю – дорогой подарок. Люб, надеюсь, ты понимаешь… Не хочу тебя учить жизни, но если ты принимаешь такие подарки от мужчины, то даёшь ему определенные надежды. И берёшь на себя определенные обязательства. – У сестры дрогнули губы.

Но Люба промолчала. А Надя не смогла удержаться:

– Любашик, кто он?

– Неважно.

Обидно такое недоверие от сестры. Тем более что сама Люба в свое время оказалась осведомлена о сердечных делах Нади едва ли не лучше самой Нади.

– Это Ник, да?

Сначала Наде кажется, что Люба не ответит. Но та произносит тихо, отвернувшись и глядя в окно:

– Да. Только я не хочу об этом говорить. Не сердись, Надюш. И верни мне мой браслет, пожалуйста.

* * *

– Витя, ты представляешь?! Это все-таки Ник!

– Что Ник?

– Ну, Ник и Люба!

– Офигеть… Как они так вляпались-то… друг в друга… Я их не могу представить вместе.

– Знаешь… – сказала Надя задумчиво. – А я могу. Если у них всё… по-настоящему.

– Не знаю, как у них там, но Колька в последнее время отмалчивается и психует.

– А Люба грустная. Блин… Как бы им помочь?

– Никак. Двое дерутся – третий не мешай. Полезем – только хуже сделаем.

– Ну, жалко же дураков.

– Да кто ж спорит. Жалко.

* * *

В какой-то момент Люба поняла, что она опасно привязалась к Егору. И что это чревато новыми потрясениями – для него, в первую очередь. Но без мастерской жить уже не могла. И что делать? А решение оказалось простым – как в детстве. Если не знаешь, что делать – иди к папе. Папа всё знает.

Она скрывала от родителей свое увлечение стеклодувным делом. Не могла объяснить почему. Придумывала какие-то несуществующие мероприятия, встречи, оправдывая свое почти ежедневное отсутствие дома до позднего вечера. А когда наконец-то созналась отцу, поняла, какой была дурочкой. У папы совершенно счастливые глаза, в которых ни тени упрёка или непонимания, а только радость и гордость за ребёнка.

– Ты ж моя умница! – Отец притянул ее за голову, поцеловал в висок. – Когда покажешь?

– Принесу что-нибудь из своих поделок, они в мастерской у Егора Берковича. – Люба прижимается щекой к отцовскому плечу. – Знаешь, пап, мне так неудобно перед ним – я столько времени у Егора отнимаю, у него своих дел куча…

– Ну, так давай сделаем тебе собственную мастерскую. – Отец спокоен, как будто это было нечто само собой разумеющееся.

– А это можно?

– Думаю, нет ничего невозможного для человека с интеллектом, – усмехнулся Станислав Александрович, погладив ее по голове. – И с определенными финансовыми возможностями.

– У Егора мастерская на базе химического факультета…

– У нас не факультет, конечно, но мы попробуем что-нибудь придумать, если тебе это нужно.

– Очень!

Вера Владимировна отреагировала на открытие дома филиала стеклодувной мастерской гораздо более скептически, нежели отец.

– Доченька, ну зачем тебе это? Это же тяжело, опасно. Вон, уже ожог на руке. Неужели ничего менее опасного нельзя выбрать?